Сделав мне знак свечою, отчего закономерно в углах засуетились притихшие чудовища и страшные полуночные сны, глазами показала вдобавок разрешение не вскакивать. (Я, конечно, бац, вскочил.)
Я знаю, что вы устали. Слышу я. Но я просто в благодарность за ужин и общество зашла. Перекинуться парой слов и пожелать вам самой доброй ночи, добрый вы человек.
Так и сказала слово в слово.
Я, даже труда себе не давая усмехнуться, доложил:
Вы правы. Я устал. Увы
Война. Говорит она и вопреки преамбуле, сделав два шажка, усаживается на кровать, да так по-хозяйски, запросто, будто не хрупкая дама, а целый солдат.
Я вернулся в своё уютное седло и, как подобает Всаднику, овладел ситуацией. У меня было ощущение, что я с первой минуты знакомства репетировал перед тем осколком, которому известны мои слабые стороны и нежная кожа (генетический пробел). Ответил продуманно:
Вы достойны самого изысканного разговора, сударыня, а уж кому-кому, но не солдату Блаженной гвардии хотелось бы вас разочаровать.
Вижу её лицо, губы более яркие, чем мне показалось, а может, тот огонёк разогрел их, разомкнулись:
Довольно будет и самого простого разговора, гвардеец. Я ценю блестящее общество и простоту, которая свойственна устам, привыкшим отдавать безошибочные приказы.
Так придётся соревноваться в составлении фраз, предупредил я самого себя, и увял. Пробормотав что-то, вроде маленькой птички во сне на ветке, я увидел, как она с усилием не улыбнуться, понимающе повела пёрышками тоненьких бровей.
Она отставила свечу вниз, дощатый пол высветился, нарисованный лучшим художником, любящим изображать стереоскопически всякие щербинки и те маленькие глаза, которые остаются от стёсанных сучочков. Притом, непременно сделается множество ликов и поз, существ, вытащенных художником из своей памяти, вышедшей замуж за воображение.
Туфелька из-под подола глянула вот она, мышка, и свесилась до полу вязаная из белых ниток накидка, кое-как накинутая на локотки наши. Остренькие и гладкие, они наводили на всякие умозаключения не только относительно приверженности косметическим средствам на ночь.
Вам не Спросил я, повторив её жест.
Она тоже тратить слова, очевидно, не была расположена. Подхватила накидку и уютненько закуталась в самом деле, продуло бедолажку.
Который час? Спросила она после молчания, которое ей далось без малейшей неловкости.
Ну, вот, теперь понятно зашла в тёмное время суток красавица к доброму гвардейцу, чтоб узнать точное время. А я-то думал.
Она, видать, прочитала в моих нехитрых глазках эту симпатичную иронию, потому как сказала:
Часы у вас красивые
Я медленно подымаю взгляд ибо ведь я сей секунд потупился, чтобы ответить на вопрос гостьи и, подумав (подумав!), отвечаю так:
Так приятно это слышать. Эта вот штука мой старый друг. Можно сказать, частица моей плоти.
Потрескалось стекло Потемнело.
Верно.
Я посмотрел туда же, куда и она. Потом уткнулся в её милые серые глазки, раскосые, большие точно день хмуренький проглянул в два оконца, и такой пейзаж там открылся странный, что ли в общем, хочется подойти, приблизиться да, приблизиться и заглянуть, а то и ещё ближе
Ближе!
Показалось ли мне, что это слово прозвучало, ну, прошептал кто-то из угла? Губы её остались неподвижны если не считать выжидательной и немного притворной улыбки.
Я уже снова сидел ровнёхонько. Мы она и я, и те, кто там в серых окошках наблюдали за нами сделали вид, что ничего не сделалось. Может, гвардеец устал. Может, он спать хочет? А? Логично, ночь же.
Но соврать самому себе я не мог. Да, я сунулся к ней придвинулся, вот даже постель, гостиничное покрывало, утомлённое страстями большой дороги, может свидетельствовать против меня.
Причём Сунулся не из каких-то, знаете, побуждений. Вообще оставим эту тему. Да и темы нет. Я-то помню, кто я.
Сунулся, потому что меня потащило в эти серые окна и вот вот! Уже увидел краем сознания чего-то там, и ещё мгновение, как говорят порядочные доктора, и и? был бы там, вероятно.
Знаете, что это такое, когда в остекление Рау заглядывает вражеский лётчик, подлетевший на безмолвно проскрежетавшем по воздуху своём Рау?
Вдруг чужие глаза открывают неправильность войны, глупость происходящего и пр.
Прр гау-рау! Вжик! Трах-тарарах.