Они взглянули друг на друга. Парень приподнял дощечку и присвистнул.
Это же старая вещь.
Саня кивнула и, не сводя глаз с таблички, пробормотала:
Ею пользовались.
Она заглянула в Пруд и прочитала:
Кухонная утварь. Традиционный местный узор.
Они засмеялись.
На табличке был процарапан квадрат в круге и по кругу фигурки.
Это вот кто? Спросила Саня. Слон или кабан?
На Кузьму Ильича похож. Сказал парень и осклабился.
Его палец показывал на фигурку, которая была подчёркнута.
Говорят, это он магазин построил? Рассеянно припомнила Саня. Люди говорили, мафия, мафия, а, по-моему, это просто Кузьма Ильич.
Аптекарь, говорят, тоже вложился.
Евгений Титович такая душка. Он мне в детстве показывал, что такое косоглазие. Это прелесть.
Парень обрадовался.
И мне показывал.
Саня тронула ноготком третью по кругу фигурку.
Это морское чудовище. Вроде бы акула, только у неё ручки. Или это ещё пара плавников?
Парень неожиданно для себя вспомнил владельца лодочной станции и счёл, что тот здорово смахивает на Фортунатия.
Размышляя, как можно было бы перейти к теме яблоневых лепестков, он смотрел на дверь, и дверь тихонько открылась.
Поглядев на того, кто вошёл, парень опустил взгляд на доску и увидел хвостатую фигурку с остроклювой головой.
Тут же он понял, что надо уйти, не развивая более ни одной темы. Вошедший с картами под локтем поздоровался очень учтиво, общим кивком, но каким-то образом показал, что приветствие относится только к даме.
Дама с полным самообладанием протянула ему дощечку. Переложив карты поудобнее, тот принял протянутое и, глянув, быстро сказал:
Зодиакальный орнамент. Широко распространён на любом побережье.
Парень вздохнул.
А я думаю, это западные холмы в разрезе. Сказал он, надеясь, что Саня оценит его утончённую жертву.
Но пришелец с лёгкостью одержал верх, спросив:
Вы заняты? Я могу зайти в другое время.
В Пруду что-то требовательно заворковало, и Саня, как безумная, кинулась вызволять попугайчика.
Помощник при львиной кухне и геодезист обменялись взглядами. Геодезист приподнял брови и показал глазами на табличку у него в руке. Помощник при львиной кухне автоматически взглянул и почему-то сразу увидел остроклювое создание, не относящееся ни к одному зодиакальному варианту.
Саня по локти запустила руки в Пруд и делала там хватательные движения. Губы она закусила, а глаза широко раскрыла.
«Ручаюсь, этот бедолага обмирает что бы он сказал, если бы знал, кто она. А ещё лучше, если бы она предстала перед ним в истинном облике».
Саня обернулась, сжимая что-то в кулаке. Она разжала пальцы и показала присутствующим кроху-попугая.
Львиный поклонник умилился в глубине своего нехитрого сердца.
Где же он был? С холодным смешком спросил геодезист. Уж не к Джентри ли улетал?
Львиный помощник похолодел, увидев, что на устах Сани прямо-таки трепещет: «Вот забавно. А мы только что»
Но она ничего не сказала.
Понурый помощник при львиной кухне удалился с поля боя, и уныние его было причиной, по которой он додумался похлопать себя по карману только вечером.
Впоследствии с ними охотно делились технологиями военного рода, подобными тем, что в ходу на кухне, особливо, когда требуется привести вещество в наимельчайшее состояние, то есть, попросту мелко порубить.
От людольвов к тому времени мало что осталось характерно, что им не очень нравились созданные одновременно умные человекообразные обезьяны. И настолько, что много позже из чувства противоречия или юмора они утверждали, что произошли от оных как-то так, с помощью чего-то такого, что им трудно было сформулировать при их-то нынешних слабеньких мозгах.
Обезьяны смутно наводили их на мысль о сатире, а это кому понравится.
Впрочем, часть людольвов в целях разнообразия и вообще, для удовлетворения любопытства, заключённая в совершенно иные тела и выпущенная в непривычную доселе среду, неожиданно выиграла. Они попросту удрали и одичали очень быстро. Вероятно, причина заключалась в том, что им не успели сменить мозг.
Пересаженные в океаны, людольвы не утратили ничего из прежней невинности, правда, научились ловить и жрать рыб. Но в остальном они, несомненно, остались прежними. Даже больше чувство познания развилось в них до такой степени, что они никогда в дальнейшем не заинтересовались своими создателями. Зато сухопутные людольвы всегда вызывали в них жгучее и томительное чувство привязанности. Они напоминали им о многом, и даже чужой облик не раздражал вы помните, что изначально людольвы смотрели в корень явлений, как это делает ребёнок, нечаянно произносящий неприличные слова и вызывающий умиление и неловкость у взрослых.