Гораздо больше элементов сходства с традиционными сонетами вплоть до явных цитат можно обнаружить в сонетах «к Другу». Их можно было бы считать великолепным развитием традиции, если бы они были адресованы даме. Однако их адресат благородный юноша15.
Думается, нет ничего случайного в том, что Шекспир воспользовался сонетной формой таким парадоксальным образом. Когда кругом заурядные сочинители писали горы сонетов в подражание Сидни и Спенсеру, гениальный Шекспир ясно видел исчерпанность галантной традиции и воспользовался сонетной формой только для того, чтобы все «вывернуть наизнанку». Его возлюбленная не неприступная дама вроде Стеллы, а реальная женщина со всеми присущими ей недостатками, при этом составляющая предмет неотвязного вожделения для героя и своеобразный предмет воспевания для автора. Женщину поэт не идеализирует; идеализация, любование издалека, томление духа и всепрощение достаются не ей, а Другу. Впрочем, и этого предмета поэту недостаточно: сонеты «к Другу» пестрят нетрадиционными отступлениями, в которых автор разворачивает перед читателем свое мировосприятие, выставляет напоказ пороки общества и свои собственные, дает выход своей мизантропии, пессимизму и авторской гордыне.
В таком переиначенном виде сонет еще раз послужил развитию английской поэзии. С другой стороны, можно сказать, что Шекспир выступил могильщиком галантной сонетной традиции, и, хотя подражания Сидни продолжали появляться, крупные поэты к этому жанру уже не возвращались. Показательно, что выдающийся поэт следующего поколения Джон Донн16 использовал форму сонета главным образом для духовных стихов.
Помимо неслыханного содержания, «Сонеты» Шекспира отличает новый уровень поэтического языка. Если у блистательного Сидни язык был еще во многом неровным, тяжеловесным и трудным для восприятия, то язык шекспировых сонетов по изяществу и мелодичности не уступает языку «короля поэтов» Спенсера. Однако, в отличие от Спенсера, стих Шекспира чрезвычайно насыщен интеллектуально, а для этого недостаточно уметь писать красиво, необходимо, чтобы язык стал совершенным инструментом, полностью послушным творцу. Владение поэта языком таково, что каждое стихотворение, помимо непосредственного содержания, наполняется многослойной игрой игрой смыслов, игрой слов, игрой созвучий.
Все это вместе совершенная форма и небывалое содержание, новый, всемогущий поэтический язык, глубинное самовыражение и печать гениальной личности, плюс подлинный лиризм составляет величие этого произведения, которое четыре века спустя мы воспринимаем как символ классической поэзии.
Добавим к этому следующее. Еще в 19 веке в печати появились выступления, в которых ставилось под сомнение авторство Шекспира. Выступавшие утверждали, что всемирно известные под этим именем пьесы не мог написать выходец из купеческой среды провинциального Стратфорда-на-Эйвоне, возможно, даже не получивший систематического образования. В качестве альтернативных авторов выдвигались различные кандидатуры в основном, елизаветинских аристократов, которые якобы по каким-то причинам не могли открыто публиковать свои пьесы и использовали для этого подставную фигуру. Споры по этому поводу не прекращаются до сих пор (хотя ведутся они вне академического «мейнстрима»). Не вдаваясь в обсуждение аргументов «за» и «против» традиционной, «стратфордианской» атрибуции, выскажем здесь следующее мнение: содержание «Сонетов» определенно указывает на то, что их писал человек невысокого происхождения. Это становится особенно ясно при сопоставлении их с сонетами Сидни. Филип Сидни был аристократом, и это чувствуется во всем например, в отношении к женщине. Дело не в том, что лорд не мог иметь любовницу-простолюдинку; разумеется, мог, но вот посвящать ей сонеты едва ли. Для аристократов поэзия не имела ничего общего с удовлетворением телесных потребностей (на эту тему могли писаться разве что юмористические стишки). Так же невероятно, чтобы автор-аристократ мог поставить себя в столь приниженное положение по отношению к какому-то юноше. Поэт находится в «рабстве» у Друга не только потому, что обожает его; сонеты этой части свода явно выдают социальное неравенство: поэт обращается к юному лорду «снизу вверх». Трудно представить, к кому мог бы так обращаться, например, граф Оксфорд17, который является одним из главных альтернативных «Шекспиров». О происхождении автора говорит и та драма, которую он пережил в связи с появлением поэта-соперника. Дело в том, что аристократ и выходец из низов по-разному относятся к литературному творчеству. И тот и другой могут писать стихи, но если для аристократа это всего лишь увлечение (пусть даже серьезное), то для одаренного парвеню это все: и доход, и положение в обществе, и единственное основание претендовать на внимание лорда покровителя Муз. Поэтому при появлении поэта-соперника аристократ, может быть, всего лишь досадливо поморщится, тогда как незнатный стихотворец будет потрясен до глубины души (что и отразилось в «Сонетах» Шекспира). Таким образом, теории, согласно которым за Шекспиром скрывался некий аристократ, едва ли имеют под собой почву: кем бы ни был человек, носивший это имя, это был гениальный плебей.