Тем не менее картины города, подкрепленные бокальчиком белого вина, слегка развеяли печальные мысли, привезенные из Москвы, и уходил я вечером из старой Риги уже совсем не таком настроении, в котором утром сошел с поезда.
Я шел через парк, за которым останавливался троллейбус, шедший к гостинице,
Рижские парки На месте части из них когда-то стояли крепостные стены, потом, в XIX веке, их разрушили город-корабль рос. И теперь полукольцо парков замыкает старую Ригу возле берега Даугавы и отделяет ее от построенных в начале двадцатого столетия проспектов и улиц, почти каждый второй дом на которых уникален, украшен красивой башенкой (читателю: будете в Риге потратьте несколько часов, обязательно пройдитесь по улицам Бривибас, Барона, Александра Чака). К сожалению, об этих улицах мало пишут путеводители.
Об этой вопиющей несправедливости я и размышлял, когда миновал Бастионную горку, и шел по мостику в парке к остановке.
Встреча
На мостике остановился, оглянулся еще раз посмотреть на древние шпили кирх. И тут заметил ее. Она шла со стороны старого города, была в фиолетовой футболке, узких рваных джинсах с небольшими фигурными вырезами и шлепках. Одета с некоторым вызовом, но совершенно невульгарно, что так часто режет глаза в нашей Москве.
И еще одно Походка! Какая-то легкая, совершенно необычная Может, благодаря длинным стройным ногам (их-то я сразу разглядел благодаря облегающим джинсам). Честно сказать, сначала я обратил внимание именно на ноги. Господь очень хорошо потрудился, когда создавал Женщину, и ноги одно из того, что получилось при этом лучше всего.
Не буду подробно описывать ее. Скажу лишь, что вот тут мгновенно возникло это чувство долгожданной встречи. Будто магнит к ней сильнющий притягивает
Она вступила на мостик. Может, идет к той же остановке, что и я. Господи, ну что же сказать, как завязать разговор, никогда не умел этого делать
Она прошла мимо, я двинулся слегка сзади. У нее длинные темные волосы, они собраны в хвост. Чуть ускоряю шаг, иду почти вровень с ней. Так и прошел, посматривая на нее высокую, худенькую, почти без косметики и почти без обуви весь мостик.
Наконец, «осенило»:
Скажите, сударыня (я всегда так обращаюсь к женщинам есть в этом что-то уважительно и приятное почти дореволюционное), а как мне пройти к троллейбусной остановке?
Да вот она за музеем, неподалеку, я иду туда, ответила она, мельком взглянув на меня.
Ответила и продолжает идти. Не остановилась, даже не замедлила шаг Но все-таки начало положено. Я, конечно, знаю, где остановка, до музея, похожего на старинный замок, осталось идти метров триста по парку. Время у меня есть. Решаю, что попробую еще поговорить.
Знаете ли, я приезжий, не очень хорошо знаю город, неуклюже продолжаю разговор.
Откуда вы? спрашивает она и, кажется, впервые внимательно смотрит на меня.
Во взгляде интерес, но не только. Неужели это страх? Не боится ли она меня?
А глаза светло-голубые, цвета Балтийского моря, каким оно бывает чистым июньским утром, когда на небе почти нет облаков. Черты лица тонкие.
Я из Москвы, иногда здесь отдыхаю.
А я здесь родилась и выросла.
Она слегка напряжена.
Вот возвращаюсь из старого города, а где остановка, добросовестно вру, как-то подзабыл, в последний раз был здесь зимой, а летом все по-другому.
Каждый день отличается от предыдущего, а уж время года и подавно.
У нее легкий, но характерный акцент. Слегка растягивает гласные. Такой бывает у местных русских, которые давно живут в Латвии или у латышей, очень хорошо говорящих по-русски.
Мы сказали друг другу лишь первые слова, но я чувствую, что мне легко разговаривать с ней, а ей со мной. Я сразу понимаю это. И не сомневаюсь она чувствует то же самое. Не знаю, откуда эта уверенность, но я не ошибаюсь.
Сначала мне показалось, что она испугалась меня. Теперь я этого не ощущаю. И напряженность ее прошла. Может, думала о своем, а тут я со своим вопросом.
Как-то само собой получается, что мы уже идем к остановке вдвоем. Меня не смущает, что она, это хорошо видно, намного младше меня. Мне вообще стало очень легко, все тяжелые мысли, привезенные из Москвы, ушли прочь, и кажется, во всей вселенной остались только я и она, и эта парковая дорожка, по которой мы идем к готическому замку, почти касаясь плечами в теплом тихом вечере.