Я остановился, переводя дыхание, и только сейчас чувствуя, как разум возвращается ко мне. Ултан и Патрик помогали Эмешу подняться. Я стоял, задыхаясь от злобы, однако, уже начиная осознавать себя и всё, что происходит вокруг.
Алан, дядюшка Энтус, как оказалось, один из державших меня, похлопал меня по плечу. Ну, парень, угомонись. Пусти его, обратился он к кому-то, всё ещё державшему мою руку. Наконец, я почувствовал свободу.
Краем глаза я заметил, что толпа селян, собравшаяся непонятно откуда, чтобы посмотреть на нашу драку, ещё не думает расходиться. Женщины вздыхали, хватаясь за голову и всплёскивая руками. Мужская часть населения с усмешками негромко обсуждали происшедшее. Я стоял, чувствуя внезапно нахлынувшую на меня усталость. Скула под левым глазом и правая бровь пульсировали болью.
Ну ты ж красавчик, покачал головой Дахи. Пошли, пошли, лицо тебе обработаем.
Зачем? хмыкнул дядюшка Энтус. Ему его уже обработали. Во, как красиво.
Я только усмехнулся его словам, чувствуя солоноватый привкус крови на губах.
Мы быстро удалились с поля боя, на котором в лужах грязи ещё можно было видеть небольшие кровавые пятна, и направились в дом дядюшки Энтуса.
А ты молодец, заметил дядюшка Энтус, прохаживаясь по комнате, пока Дахи обрабатывал мои ссадины. Я не думал, что ты ему так надаёшь.
Так, Алил-то у нас военный, ответил Дахи.
Ну, военный не военный, Эмеш его на голову выше. Это храбрым надо быть.
На войне и не такое было, отозвался я. Да, и Эмешу драться б научиться.
А он разве не умеет? удивился Дахи.
Так, ты видел, как он его отделал, хмыкнул дядюшка Энтус. Он же его чуть не убил. Но, парень, ты, всё равно, молодец, подмигнул он мне.
Я только усмехнулся в ответ. Знал ли хоть кто-то из них, что такое битва в открытом море, когда два корабля сходятся борт о борт, когда исход схватки порой решает даже не умение и не храбрость сражающихся, а всего лишь порыв ветра, который может либо помочь, либо погубить. Что была сегодняшняя драка по сравнению с тем, когда, балансируя на вантах, удерживаясь одной рукой, другой пытаешься поразить своего противника. А под тобой не менее тридцати футов, а там, внизу палуба, на которой тоже кипит битва. Или, когда, перебегая по мосткам, перекинутым на палубу противника, ты в любое мгновение ожидаешь выстрела, или штыка, готового принять тебя и передать прямиком в руки смерти? При всём моём уважении и благодарности к Дахи и дядюшке Энтусу, я не мог сказать, что им было знакомо это чувство, ибо ни один из них, ни разу не был на войне. И потому в их глазах я сейчас выглядел героем.
Алил, обратился ко мне Дахи. А, что ж ты полез-то с ним драться, всё-таки?
Он мою родину оскорбил, отозвался я. Я, что, выслушивать это буду?
Правильно, кивнул дядюшка Энтус. Таких надо на место ставить. И за Родину стоять, пусть даже вот так.
Мы ещё долго втроём вели беседу о необходимости защищать свою Родину как от вражеского вторжения, так и от оскорблений, пока Дахи не отправился домой, со словами, что «его будет злиться».
А, его вечно злая ходит, фыркнул дядюшка Энтус, закрывая за другом дверь. Мы как-то оба в неё влюблены были, по молодости ещё, да по дурости. Ну, Дахи ей всё цветы таскал, а я их обоих на лодке катал. Так и свадьбу они на лодке играли, а я в гребцах был. А теперь смотрю, так, мне ещё повезло. Сейчас с этой гарпией, вон, не выжил бы. А, так, встретил потом девушку, неплохо жили.
А что случилось? спросил я.
Умерла при родах, ответил он. И сына с собой забрала. С тех пор, вон, с племянниками вожусь.
Сожалею, отозвался я.
Да, на всё Божья воля, он отвернулся, подавив тяжёлый вздох. Может, ей там лучше, чем со мной, он мгновение помолчал. Ну, а ты?
А, что я? Я только воевал, быстро ответил я.
Ну, ничего, он по-отечески приобнял меня за плечи. Вот, обживёшься здесь, девушку себе какую найдёшь, женишься, я тебе дом этот оставлю.
Я через силу улыбнулся.
Спасибо, произнёс я, с ужасом подумав: «Не дай то Бог!» Нет, эти двое были прекрасными людьми. И, похоже, я даже заменил дядюшке Энтусу сына. Но оставаться на этой земле, какой бы она ни была прекрасной, я не желал. Твёрдая почва под ногами не внушала доверия. Я привык к плеску волн, к солёным ветрам, к бурям и морским сражениям. И, теперь, пока кровь ещё не замедлила свой бег в моих венах, мне хотелось вырваться из плена этого изумрудного острова и умчаться вдаль, отдавшись милости ветра, наполняющего паруса. Если бы я мог!