Я прислушивался к дальнейшему разговору, чувствуя всё возрастающее напряжение.
Ты только не вздумай, бросил Ултан.
Шотландец, а тот, кто начал этот разговор был, именно, шотландцем, только что-то пренебрежительно хмыкнул в ответ, после чего поднялся.
Эй, он, пошатываясь, подошёл к нашему столу. Чего ты здесь забыл, валлиец?
Парень, тебе чего? повернулся к нему Энтус.
Дядюшка Энтус, хмыкнул шотландец. Я ничего плохого ему не сделаю. Я поговорить хочу.
Протрезвеешь поговоришь, бросил дядюшка Энтус. Ну-ка, сядь! Ултан! обратился он к своему племяннику. Угомони-ка своего дружка!
Эмеш, робко произнёс Ултан, впрочем, видимо, больше боясь своего друга, чем дядю.
Шотландец был высоким, широкоплечим, и, если бы не заметная полнота, я бы принял его за одного из тех горцев воителей, которые, в своё время, во главе с Уильямом Уоллесом, дали незабываемый отпор англичанам.
Чего тебе? бросил я, когда он приблизился.
А, чего, это, они тебя защищают? хмыкнул он. Что, сам за себя постоять не можешь?
Могу, отозвался я, чувствуя, что мои руки сами сжимаются в кулаки.
А, чего за их спинами прячешься? фыркнул он.
Я не прячусь, спокойно ответил я, пытаясь найти способ избежать этого разговора, который грозил перерасти уже в нечто большее, чем оскорбление чьей-то гордости. Не то, чтобы я боялся вступить с ним в драку. За время службы на корабле мне доводилось участвовать в куда больших перипетиях, но сейчас здесь было просто не время и не место. Более того, я не мог назвать себя сторонником начинать драку с полупьяным пнём.
Да, прямо, он отступил на шаг.
Алил, пошли, негромко произнёс Дахи.
Я молча поднялся, однако в этот миг снова послышался голос Эмеша:
Да, что делают валлийцы, когда им предстоит бой? Они бегут! Потому вы и свой Уэльс потеряли.
Это не была последняя капля. Это была вспышка молнии, заставившая полыхнуть уже готовую для пожара местность. Я резко остановился и повернулся к нему.
Повтори! рявкнул я.
Что, собираешься драться? нагло улыбнулся Эмешь, подходя, и останавливаясь в нескольких шагах от меня. Я глянул на него снизу вверх, ибо он был почти на голову выше меня, однако это меня не остановило.
Извинись, ледяным тоном произнёс я.
Да, если бы я сказал неправду, хмыкнул он. Вы ж все валлийцы трусы.
Я почувствовал, как меня захлестнула волна такой злобы, которую я, наверно, не испытывал даже тогда, когда мы бились с голландцами.
Да, вас, баранов в юбках только и спасло, что вы по горам скакали, а не на равнине! заорал я, не помня себя от ярости. Я видел, как исказилось злобой лицо шотландца. Затем в моё лицо полетел огромный кулак, от которого я успел уклониться, после чего послышался голос дядюшки Энтуса, называющего меня по имени, а в следующий миг я почувствовал, как мой кулак врезается в живот шотландца. Согнувшись, Эмеш повалился на свой стол, снеся с него кружки с выпивкой.
Валлиец, ты! поднявшись, и пытаясь устоять на ногах, он, вопреки крикам друзей, снова набросился на меня.
И, всё же, не зря я пятнадцать лет посвятил войне. Более того, с первых же мгновений нашего боя я понял, что драться Эмеш не умеет, и его вызывающее поведение было не более чем бравадой и блефом. Единственное, в чём он мог меня превзойти были его рост и вес, однако ни умения, ни ловкости в его движениях не было. Достаточно было простой подсечки, чтобы он оказался на полу.
Я тебя убью! завопил он, поднимаясь.
Попробуй! отозвался я, готовясь отразить очередной удар.
В этот раз он оказался умнее. Едва оторвавшись от пола, он бросился на меня снизу. Я почувствовал, как его пальцы вцепились в мою рубаху, и, пытаясь избежать готовящегося мне удара головой в лицо, резко дёрнулся назад. Лоб шотландца едва ни врезался мне в подбородок, и в следующий миг мы оба оказались на полу, по очереди награждая друг друга жёсткими ударами. Я не помню боли, не помню, как мы умудрились сломать два массивных дубовых стола, не помню и того, как мы оказались на улице, под проливным дождём, вышибив дверь. Помню лишь то, что, в какой-то миг трое, или четверо людей, схватив меня за руки, оттянули меня от шотландца, которого я уже почти утопил в луже.
Алил! Алил, ради Бога, стой! Дахи преградил мне дорогу, пока я пытался вырваться из рук удерживавших меня рыбаков.