Наша дружба с Ларри началась по сложившемуся для меня обычаю «да, я валлиец». На тот момент я ещё был главным старшиной, так как числиться в рядах вооружённых сил начал только с шестнадцати лет, и о получении хоть какого офицерского звания я мог только мечтать. Ларри же, с достоинством нося свою аристократическую фамилию Гарти, пришёл к нам в звании младшего лейтенанта вместо уволенного с этой должности за пьянство и дебош Нолана Гилла, который, как я упоминал, позднее стал одним из зачинщиков бунта на «Амелии».
Наша взаимная ненависть возникла с момента, когда мы узнали о происхождении друг друга, а также о том, что нам, по долгу службы, придётся тесно сотрудничать. Иными словами, я находился в прямом ему подчинении, но без меня не решались многие насущные вопросы, за которые он нёс ответственность. Так, слово за слово, оскорбление за молчанием, приказ за своеволием мы сцепились в рукопашной. Вернее, Ларри первым зарядил мне оплеуху. Однако когда нас разняли, и в трюм спустился наш боцман мистер Кинкли, я, отвечая на вопрос о том, кто затеял драку, взял всю вину на себя. Ларри стоял в тёмном углу, не смея показаться на свет с разбитым носом.
Не знаю, по какой причине, но я, почему-то, не стал выдавать его. Может, потому, что частью своего буйного сознания понимал, что мне, как матросу, не грозит ничего, кроме плети. Ларри мог лишиться своего звания, а опозоренная честь аристократа была куда большим испытанием, чем уязвлённая гордость простого рыбака. И, как обычно происходило в тот момент, когда в моих руках оказывалось чьё-то благополучие, если не сказать судьба, я не мог, вопреки всем ожиданиям и собственным сомнениям, этой судьбой играть.
За причинение телесного вреда офицеру, а также за нарушение порядка и дисциплины на корабле, я был приговорён к двадцати трём ударам плетью. Благо, что на тот момент мы находились в походе, и я мог быть почти уверен, что никто не станет продолжать эту историю на берегу.
Не знаю, понял ли кто-то из старших офицеров, что именно Ларри мог быть виновен в стычке, но к этой истории, действительно, никто не вернулся. Пару дней спустя, пока я всё ещё отлёживался в трюме после исполнения наказания, Ларри спустился ко мне. Осведомившись кратким вопросом о том, как я себя чувствую, он, словно не решаясь на прямой разговор, спросил:
Ал, почему ты меня не выдал?
Менее всего расположенный на тот момент говорить и пребывая в полубредовом состоянии, я сквозь зубы ответил:
Я не офицер. Мне ничего не будет. Тебя бы выгнали.
Ларри не ответил. Он ушёл, не задержавшись, чтобы хоть что-то добавить, или поблагодарить. Не скажу, чтобы на тот момент это было мне важно. Зато, когда я смог, наконец, подняться на палубу, меня сразу же позвали в каюту капитана. Предполагая самое худшее, я беспрекословно поднялся на ют, чтобы после разговора выйти в звании мичмана. Я не стал задавать вопросов, но понял, благодаря кому получил это повышение.
С тех пор мы с Ларри стали друзьями. От него я научился манерам, приемлемым среди людей его круга общения, правильному английскому произношению, а также владению правой рукой при письме. Я, в свою очередь, раскрыл для него многие секреты использования двух клинков одновременно и левостороннего рукопашного боя, которые он, впоследствии, неплохо применял в действии.
И неважно, что судьба снова нас свела в такой непростой ситуации. Тем более рад я был его видеть.
Мы прошли в пещеру. Ларри быстро развязал мне руки, после чего опустился на каменный пол у плещущейся в гроте воды. Я устроился рядом.
Ты меня вытащил? первым делом спросил я.
Ларри улыбнулся.
Ну, он пожал плечами. Мы, видимо, одновременно в воде оказались.
Мы старались, отозвался я.
Заметно. А я думал, тебя повесили, произнёс он. Нам сказали, Шайн бунт поднял.
Ричард, ответил я. Меня Дэвис расстрелял.
Ларри вскинул бровь.
Сожалею по поводу Ричарда.
Что есть, я пожал плечами. А ты какими судьбами? спросил я, вспомнив, что Ларри отправился через Атлантику на пол года раньше меня. Нам не доводили о гибели или ещё о чём-то.
Может, не успели, ответил Ларри. Мы попали в бурю, корабли раскидало и мы одни остались. Тут появились испанцы: один грузовой галеон и четыре линейных военных. Они своё золото перевозили. А мы в шторме ещё и грот-мачту потеряли. Нас взяли на абордаж, кого убили, кого в качестве военнопленных забросили в трюм. Но тут уже подсуетился Оливер, устроил испанцам засаду. Экипаж испанский весь перебили, а потом настал наш черёд. Знаешь, может, я бы и принял смерть с высоко поднятой головой. Но погибать вместе с врагом не хотелось. Оливер предложил перед расстрелом всем желающим перейти в его команду. Я согласился. Думал, может, сбегу. Как видишь, не сбежал.