Дя-а протянула, улыбаясь набитым ртом, Манька-Кланька, словно понимая, о чем идет речь.
Мы тут потом ее еще и свешали безменом: кило четыреста она тада всего весила! Не то, шо щас
Так це ж, мабудь, Катя, був Це ж, Катя, був Ангел вполголоса задумчиво произнесла свекровь.
Хто-о?
Цэ Ангел був Як-як, кажешь, еи звалы? перекрестившись, Арина Александровна остановила взгляд на притихшей внучке.
Та-а, и имя в неё В опщим, сказала, шо Амалией зовут. Моргнув, отозвалась Катерина.
Амалля? Кажу же, Катя, що Ангел це був, внезапно оживилась гостья, ты ж у той дэнь на похороны матэри бо нэ поихала? Нэ поихала! Ось Господь и послав його до тэбэ, щоб щоб о це дитятко нэ помэрло снова набожно перекрестившись, она добавила, мэни ж тоди Гаврыло, якщо заявывсь, казав, що твоя матэ помэрла. Царствие еи небеснэ
Та какой тут, мама, Ангел в этом Муйначке засратом? ухмыльнулась Катерина.
Та хочь звэсылы тэбэ о ци бэзбожныки, Манька чи ты Кланька? не обращая внимания на реакцию снохи, вдруг приободрившись, сказала свекровь и крепко прижала к себе ребенка.
Пристально вглядевшись в личико новоиспеченной внучки, Арина Александровна вдруг всплеснула руками:
Та як жеш це тэбэ твий ридный батько тай нэ прызнав, га?! Катя, дывысь, та воно ж вылита я! Дывысь, як воно на мэнэ походэ!.. взяв девочку за плечи, она легонько ее встряхнула, побачь, Катя, побачь, як мы з нэю Як о то дви капли! Тильки в нэй глазки о то нэ мои. А так усё, як у мэнэ и е!
Ну-ну, а то ж я первый раз ее вижу, улыбнулась Катерина. Глядя на то, как общаются бабушка и внучка, она почувствовала, как на душе у нее стало спокойнее.
Минуту-другую свекровь сидела и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом, а потом задумчиво произнесла:
О це будэ Ольга.
О-Ольга? настала очередь искренне удивляться невестке. Это ж с какова переполоху она у нас вдруг будет теперь Ольгою, а, мама?
Ма будь, ты нэ зразумиишь, що е бо о така свята Ольга. Тай и сэстру жеш мою, шо помэрла, так о то звылы. Ныхай, Катя, воно будэ Ольгою, лицо Арины Александровны стало жетским, и теперь уже назидательным тоном, она продолжила: Так, мэтрику Гаврыло прывэзэ. Бо вин щас у мэнэ, як шелковый став. Та и вы ж тут уси тэперь зовыть еи тильки Ольгою, зразумилы?!
Вы как будто с того света говорите Та мине-то какая разница? Ольгой, так Ольгой вдруг легко согласилась Катерина, будто что-то замышляя.
Посидев в безмолвии еще какое-то время, бабушка поднялась с места, усадила на табурет младшую внучку, перекрестила ее и спросила невестку:
Значить, кажешь, пъятдэсят осьмого року воно народылося, у травень? А якого травня? Як у мэтрике записаты?
Той жеш ночью и родилася с двенадцатого на тринадцатое. Та, рази мне до часов тада было?.. Помню тока, шо понедельник был вроде Или вторник не помню.
Сухо, но явно не без чувства исполненного долга, попрощавшись с Катериной, свекровь вышла из избушки и, не оглядываясь, пошагала в сторону дома своего старшего сына Ивана.
К кружке с чаем она так и не притронулась. И узелок, с которым она, было, собиралась в Радоницу на кладбище, остался лежать на столе
Увидев впереди огни приближающегося Атбасара, Катерина повернула голову и стала смотреть через боковое стекло на звездное небо: «А, може, диствительна, то и был Ангел от моей маменьки? Она ж и сама мне скока раз говорила, шо в семье лишнего рота не бывает, када я пужалася, шо снова беременная. И всё молилася, молилася Хоть и тайком, но всегда и за всех. А если бы не прислала она мне тада ту Амалию?.. Наверна, шо-то да есть там, на небушке этом»
Глава II
«Городскими» семья Гавриила и Катерины была ни много, ни мало, до октября шестьдесят четвертого. И в течение всего этого времени перемен у них особых не наблюдалось. Разве что, ровно через девять месяцев со дня их переезда и через три дня после полета в космос первого в мире космонавта, Катерина родила четвертого ребенка, мальчика. Назвали его вовсе даже не по традиции Юрием, а в честь погибшего на войне маминого старшего брата Павла, заменившего ей умершего сразу после ее рождения отца.
В Атбасаре они поселились в такой же, как и в Муйнаке, старенькой каркасной мазанке, главным украшением которой, и то лишь снаружи и в летнее время, был травяной ковер на крыше. В гораздо большей степени новоселов обрадовала электрическая лампочка, тускло освещавшая одну из комнат. Впрочем, в их новом жилище было и еще одно отличие от муйнакского: пол в избушке был не земляной, а покрытый, хотя и старым, видавшим виды, но все-таки кровельным толем; да и окошко было не одно, а целых два, хотя, по размеру они были такие же крохотные, как и на прежнем месте жительства.