Беззащитная Олька, не желая больше терпеть очередную психическую атаку брата, направилась, было, в виноградник, дабы уединиться и переждать, пока Толька угомонится. Но Толик с наводящим жуть упорством следовал за Олькой, которая меньше всего желала, чтобы тот узнал о ее излюбленном месте, где она в трудную минуту делилась горестями и печалями со своим Ангелом. Он все шел и шел за ней, продолжая дразнить, и отступать от своей цели, по всей видимости, не собирался. Вскоре Олькино терпение лопнуло, и она, схватив с грядки попавшийся под руку комок сухой земли, отчаянно запустила его в брата. Толька удачно отскочил, а комок, ударившись о тропинку метрах в пяти от открытой входной двери, рассыпался, и почти все его мелкие кусочки попали прямо на свежеокрашенный пол в сенях Толька издал вопль, который, несомненно, сделал бы честь всем индейцам мира:
Ага-а!.. Вот тебе сейчас бу-удет!.. Ма-а!! Посмотрите, что Олька натворила-а! побежал докладывать маме о совершенном только что сестрой «преступлении».
И наказание не заставило себя ждать.
Секунду-другую Олька еще постояла в оцепенении Но, тотчас увидев разгневанную размером причиненного дочкой ущерба, надвигающуюся на нее маму с криком: «Ах ты ж, скотиняка такая, га!.. Убью, заразу!!!», Олька «включила» инстинкт самосохранения и рванула по тропинке в конец огорода. Добежав до калитки, и без того напуганная до полусмерти, она оглянулась в надежде, что мама, все же, прекратит это чудовищное преследование, но О, ужас!.. Мама стремительно приближалась к ней с разъяренным лицом, которое ни чем не отличалось от лица отца, когда тот пребывал в страшном гневе. Выбежав за калитку огорода, Олька пересекла поляну, перебрела, погрузившись по пояс в воду, через арык, на каждом шагу увязая в черной зловонной глине, и понеслась в сторону большого арыка.
Мама тем временем продолжала гнаться
Глинистый ухабистый берег малого арыка был мокрый и невероятно скользкий, по нему не то, что сейчас убегать от настигавшей ее погони ступать даже тогда, когда Олька просто ходила искать своих гусей, следовало осторожно Тут-то впервые в жизни она и ощутила, как страшны преследования родного человека, когда не у кого просить помощи и защиты, когда неизвестно, что будет, если тебя настигнет твоя собственная мама Когда от беспомощности и шока подкашиваются ноги, когда падаешь, снова встаешь, и не знаешь, что лучше остановиться или бежать дальше Когда охватывает стыд перед встретившимися недоуменными соседями оттого, что за тобой гонится не бандит и даже не мачеха, а мама ее родная мама В те страшные минуты все происходящее было выше понимания восьмилетней Ольки, и единственным ее желанием было добежать до большого арыка, чтобы броситься в него, и больше никогда в жизни оттуда не выныривать Потому что сейчас, убегая от мамы, она теперь уже точно никак себе не представляла свою дальнейшую, так незадавшуюся с самого начала, такую никчемную жизнь
На большом арыке она внезапно остановилась и встала, как вкопанная, увидев мужчину, который почти на расстоянии вытянутой руки, копошился с кетменем у дамбы, заросшей камышом. Да, он мог только помешать возникшему у Ольки только что плану Она растерянно оглянулась, и увидела, как мама, в полсотни шагах от нее, замедлила ход, затем остановилась, перевела взгляд с мужчины на Ольку и, постояв секунду-другую, медленно пошла в сторону их улицы. Мама шла вовсе не как Олькина мама, а, как другая, чужая женщина.И Ольке захотелось, что есть сил крикнуть, чтобы услышала вся округа: «Это не чужая, а наша мама!! Моя мама!Она все равно меня тоже любит!..Просто так получилось» Как вдруг она вспомнила о бабе Наташе: «Может, рвануть к ней?.. А вдруг не найду ее дом? А если и найду, вряд ли она обрадуется, когда расскажу, что я натворила И что скажу, если баба Наташа спросит, почему я раньше не приходила проведывать ее?.. Скорее всего, баба Наташа тоже расстроится И от мамы потом еще больше попадет» Ольку трясло и колотило. Обливаясь жгучими слезами, она медленно побрела обратно, туда, откуда только что гналась за ней мама
Перебредя через арык и оказавшись на своей поляне, где мирно паслись их гуси, она упала лицом в траву и разрыдалась по-настоящему, потому что в ее одинокой и ранимой восьмилетней душе скопилось столько горечи, что внутри ей уже не хватало места.