Нет, речь как раз о нем. Возможно, тебе будет интересно узнать, что этот «неподонок» меня изнасиловал?
Нет, прошептала мама, закрываясь от меня руками, как от привидения.
Да, дорогая мамочка. И не один. Он еще дружка своего привел историка. Так что они на пару вые..ли твой цветочек аленький.
Мама после этих слов начала медленно оседать, рукой пытаясь нащупать стул, а я продолжала, уже не сдерживаясь:
Что, сюрпрайз? Не ожидала? Ничего, ты выдержишь! Ведь я же выдержала?
***
Мама заметалась, изо всех сил стискивая уши руками. А потом сказала как-то отстранено, будто ничего не было, будто эта сцена мне привиделась: «Что-то у меня голова разболелась» И, пошатываясь, вышла из кухни и закрылась в спальне. Через минуту я услышала, как туда прошлепал папа, а потом его испуганный голос:
Что с тобой, Жанночка? Тебе плохо? Марго, где ты? Скорей сюда с мамой плохо.
Я бросилась в их спальню, ужасаясь тому, что только что наделала. Ведь этой правды маме не вынести
Она лежала даже не на кровати, а на коврике рядом. Видимо, не дошла. В лице ни кровинки. Вначале мне показалось, что она не дышит. Нет, дышит. Не пугайся, папа, это просто обморок. Сейчас, сейчас я вызову скорую. Все будет хорошо, вот увидишь.
Приехала скорая. Маму привели в чувство, уложили на кровать. В больницу она ехать отказалась.
Хорошо, хорошо, Жанночка, успокаивал ее папа, севший рядом с ней, держа и целуя ее руку.
С утра пришел врач. Выписал кучу лекарств. Я бросилась в аптеку. Мама лежала белая, а когда я пыталась к ней подойти, начинала безудержно рыдать и отворачивалась к стенке.
Марго, что случилось? Что между вами произошло? спрашивал папа, который тоже был не в лучшем виде. По квартире плыл сильный запах валокордина.
Я в слезах убежала. Через пару дней мама немного пришла в себя. Уже не отворачивалась, когда я к ней подходила. Но молчала. Только иногда еле слышно шептала: «Прости, прости Господи, что я наделала!..» Или вдруг начинала говорить по-армянски.
***
А через три недели папа ее нашел лежащей без движения среди пустых упаковок и пузырьков от таблеток, купленных мной. Но на этот раз она уже не дышала.
После смерти мамы я была как в бреду. Папа, как ни странно, держался. Он-то и занимался похоронами. Гроб заказал, место на кладбище. И оградку, конечно. Ах, оградку попозже? Ну да, закажем попозже.
А за окном март стоял уже в середине. Ранняя весна, грязь, желтый снег. Когда пришла пора отправляться на кладбище, ничего черного у меня не нашлось. Я нацепила какой-то темно-серый платок. Вдруг меня пронзила мысль: «А что если АМ на похороны явится?» Нет, конечно, это было невозможно. Но если?.. Тогда я схватила кухонный нож и, обмотав тряпкой, сунула в сумку, где уже лежали, обернутые в целлофан, старые мамины документы. И один совсем новенький «Свидетельство о смерти»
«Если явится, убью!.. Убью!..» повторяла я, теряя последние остатки рассудка. Но АМ не пришел. В свежевырытой ярко-рыжей яме было полно воды. И на веревках опустили гроб прямо в воду двое дюжих, в ватниках, нетерпеливых. И быстро-быстро завалили мокрой глиной могилу, где отныне маме быть А оградку надо будет попозже заказать. Не забыть бы
***
Поминок по маме мы не устраивали. После похорон я сидела у них. А как можно сказать иначе? Конечно, у них у мамы с папой на кухне. Сидела как истукан, про себя повторяя Я УБИЛА МАМУ. На папу было страшно смотреть, но он «держался». И пытался еще меня утешать. Подходил, садился рядом, обнимал меня за плечи и говорил: «Что поделать, доченька? Надо жить дальше». Мне бы тут заплакать, обнять его. Но слез у меня не было.
А папа уже на следующий день пошел на работу в свою лабораторию. И сидел там до позднего вечера. Так продолжалось всю неделю. Только в воскресенье у него случился инфаркт.
Скорая увезла его в реанимацию. Меня к нему почти сутки не пускали. Только когда его перевели в палату, позволили зайти. И я не сразу папу узнала. Вот тогда я поняла, что так бывает он за один день превратился в дряхлого старика. Это, оказывается, не фигура речи. А ведь ему едва стукнуло 50. Он был в сознании, попытался мне улыбнуться, мол, ничего, прорвемся. А потом повернулся лицом к стене, сделав мне знак дескать, спать хочу. Но не спал, а лишь шептал, видимо, не сознавая, что говорит вслух: «Жанна, Жанночка, ну зачем? Как ты могла?»