Ну! Сейчас два часа дня, а вечером я смотаюсь… Ой, ну чего ты думаешь! Можешь меня в сарай какой упрятать, только потом открыть не забудь! Меня тут, понимаешь, муж моей любовницы засек, ну и я… ну чего ты! У тебя, что ль, такой ситуации никогда не было?! Смотри! Во чего дам! Настоящий!
И раздетый мужчина блеснул здоровенным перстнем, в котором, как показалось Дусе, сверкал настоящий бриллиант.
— Золотой? — на всякий случай уточнил Евдоким.
— Ну ты совсем, что ли? — обиделся собеседник. — А какой же?! Мало того — золотой, у него еще и брюлик натуральный!
У Дуси зашлось сердце. У него никогда в жизни не было золотых украшений. Вот деньги лежат где-то, пользуется ими матушка на всю катушку, а он, Дуся, даже затрапезного колечка себе позволить не может. Хотя… ему больше цепочку бы хотелось, но… Если этот перстень и в самом деле с бриллиантом, то его на цепочку поменять как нечего делать.
— Ну я прям и не знаю… — начал он набивать себе цену. — Конечно, можно тебя куда-нибудь затолкать, в тот хозблок, он отдельно от роддома стоит, но…
И в это время Дуся увидел, как к мусорным бакам стремительной походкой направляется Пашка. Блин, когда надо, его фиг отыщешь, а когда не надо — вот он, пожалуйста! Торопится!
— Дуся! Привет! А меня к тебе Кирилловна погнала, чтоб, значит, ты не надорвался… — весело фыркнул Пашка.
— Поздно! Я уже надорвался, — сурово отрезал Дуся и стал спиной загораживать незнакомца.
Тот, видимо, понял его неправильно, потому что стал тыкать ему в карман брюк перстень. Конечно, Дусе пришлось взять — не станет же он сам выкидывать такие драгоценные вещи прямо возле мусорных бачков!
— О! А это кто там? — сразу же узрел мужчину в плавках Пашка. — Чего он там делает?
— Он… его надо к нам, в хозблок, — серьезно заявил Дуся. — Это… это журналист! Хочет рассмотреть жизнь роддома изнутри. Поэтому… Ну чего стоишь! Давай спрячем его в тюк и поволокем. Я ж один не управлюсь!
Пашка по инерции ухватился за угол куля и вместе с Дусей они покорячились к черному ходу.
— Ну… ну, блин, ваще… — пыхтел Пашка. — Чего он такой откормленный-то? Слышь, Дуся, а как он жизнь роддома изнутри рассмотрит, если мы его в хозблок затолкаем?
— Да ему какая разница, что смотреть… — пыхтел Дуся, таща поклажу к отдельно стоящему небольшому кирпичному строению. — Пусть… пусть смотрит, что у нас в хозяйстве имеется. Это ж не военная база, не страшно…
Они дотащили мужчину до строения, Дуся открыл ключом двери — все знали, что ключи лежат под крыльцом, но все делали вид, что это никому не известно, и мужчина вылез из тюка.
— Ну, мужики, спасибо! Век не забуду. Меня часов в шесть откроете, и все нормально будет, ага?
— Ага… — буркнул Дуся.
— Ты хоть халат черный на себя нацепи, вон, чей-то старый висит, — посоветовал Пашка.
Мужчина послушно ухватил халат и натянул на себя. Халатец оказался коротковат, из-под подола торчали сиротливые волосатые ноги, а рукава едва доходили до локтей, но мужчина сразу почувствовал себя намного увереннее.
— Ты еще поройся аккуратненько, здесь на тряпки старые одеяла оставляют… — снова посоветовал Пашка, но Дуся уже тянул его из хозблока.
— Ну все, пойдем, а то кто-нибудь заметит… Ты, мужик, если кого услышишь — зарывайся в тряпье, и ни гу-гу. Хотя… у нас сюда почти никто не заходит… В последний раз только роженица… мать троих детей приходила, встречу с мужем здесь назначала, наши девчонки ей ключи давали, так это было еще по весне. Так что… до шести продержишься.
И Дуся, утянув Пашку за рукав, быстро направился к зданию роддома, сжимая через карман приятный комочек прекрасного перстня.
— Скажи гад, да? — обиженно выпячивал нижнюю челюсть Пашка.