Трава почувствовала, что её обозвали «подстилкой» и используют по данному назначению, прогнулась под тенью, пытаясь от неё избавиться, уколов единственной росшей колючкой в мягкую часть. Но, то ли тень была тяжела весом, то ли мягкая часть была не так мягка, жалкие травяные потуги успехом не увенчались. Наоборот, тень перевернулась на живот, опустив нос в пахучую траву, поглаживала её мягкие волоски ладонью. Траве стало чертовски приятно. Давно её никто не нюхал, не ласкал так нежно. Всё больше ногами мнут, топчут, а тут.
Вторая тень, потоптавшись на солнце, утомилась от жарких лучей и собственной неприкаянности. Провела ладонью по вспотевшему лбу, вытерла руку о штанину и с безразличным видом направилась под тень единственного дерева. Опустившись на землю, прижалась к нему спиной, делая вид, что второй тени для неё не существует.
Тень на траве, заприметив соперницу села, поправляя причёску. Взбила кудри, выбивая из них заблудшие травинки. Трава возмутилась. Она битый час работала стилистом по имиджу причёсок, украшая эту голову, вплетая во взлохмаченные кудряшки зеленый сор, а глупая тень не оценила её стараний. Тень занялась совершенно другим делом. Вместо того, чтобы продолжать благодарно поглаживать траву, за предоставленное мягкое ложе и не только, она поправила, одёрнув короткое платьице, стараясь натянуть его на колени. Но, то ли колени у тени располагались слишком низко, то ли платья не хватило дотянуться до них оно подпрыгнуло, показав траве белые трусики.
Трава увлеклась новым видом, забыв о неблагодарной тени.
Солнцу все надоели. Оно ушло за горизонт, на прощание «брызнув» последним лучом.
Тени то вытягивались, то уменьшались, а потом и вовсе исчезали, не успев объясниться друг с другом.
Трава вздохнула, покрываясь влагой от пережитых волнений. Дерево попыталось распрямить изогнутую в некоторых местах спину, хрустнув старым стволом, но видимо искривление позвоночника неизлечимо в триста лет.
На смену солнечным теням пришли ночные. Вместо солнца взошла луна, предавая предметам на поляне, серебристой седины и загадочности.
Какой игрой увлеклись тени в ночи, знает только ночь, а я и не смею догадываться.
Душа
Она гуляла по ночам, когда на землю спускалась темнота. Только в это время суток она позволяла себе оставить его, чувствуя свободу. Она дышала тишиной, прохладой, любуясь яркими звёздами, прикасаясь к ветру. Она тихо опускалась в травы, наслаждаясь ароматами лугов, благоуханием цветов или уходила далеко-далеко к морю, плескаясь в его зовущих волнах, очищаясь от дневных тревог, забот, усталости. Море её успокаивало, волновало, даря покой, умиротворение. А ей так нужен был этот покой бездонный, безвременный, бесконечный.
Скоро рассвет. Она с печалью смотрела, как бледнеют последние хрусталики звёзд, затихает в травах ветер, успокаивается волна, нагулявшаяся за ночь. Утренняя заря близка, ей пора возвращаться к нему. Она ему нужна, без неё он не сможет. Когда он проснётся, она, как всегда, будет рядом. Она его любовь, радость, печаль и тревога. Она носит в себе его тепло, охраняя и сохраняя его. Они всегда были, есть и будут вместе. Только ночь разлучает их на несколько часов. Ночь её время. Она парит, кружится, отдыхает, расслабляется, освобождается, обновляется. С рассветом она, вновь, возвращается к нему, потому что она его душа.
Обычная история
Это ещё не сама история, лишь эпизод, зарисовка, картинка.
Ей хочется оживить картинку, чтобы в ней появились два главных героя он и она.
Ей хочется быть остроумной, зажигательной, сексуальной, влюблённой и обязательно любимой.
Она легко кружится в танцующей круговерти осенних листьев, тронутых увядающим поцелуем желтизны.
Она представляет себя в роли балерины! Балерины с большой буквы!
«Нет, только не балерина! Почему? Слишком большая нагрузка на ноги, фигуру, вечная диета. Но если знаменитой для него, себя! Кто сказал, что она непременно станет знаменитой? А если в массовке, в седьмом ряду слева, даже не в середине. Ни фанатов, ни славы, на улицах не узнают, автограф не просят. Да и в тридцать семь старуха-пенсионерка. Нет, только не балериной.
Певицей или актрисой, но выдающейся.
А если таланта не хватит, тогда как? Тогда не надо. Серенькой, неприметной не подходит. Таких тысячи. Кому нужна ещё одна жалкая единица, унизительно присоседившаяся к тысячам? Или первой или