Сва рывком поднялся и пошёл к двери, у выхода обернулся, чтобы напоследок глянуть на Лави и на бывших друзей, махнуть им рукой и молча скрыться. Там, у порога, поймал её далёкий, пронзительно грустный взгляд. Лави по-прежнему сидела рядом с парнем, но была словно одна и неотрывно, умоляюще смотрела. Глазами и всем видом просила: «Не уходи!»
Не зная, что делать, он прислонился к стене, опустил веки, дрожащими пальцами вынул пачку сигарет и тут услышал её отчётливый голос:
Народ, хочу спеть вам кое-что! Недавно сочинила. Называется «Двадцать лет». Короткая, хотите?
Свой новый сонг? Оф коос! Дави, Лави! голоса гулко отозвались в подъезде.
Она поднялась со ступенек, расчехлила гитару, села на единственном покалеченном стуле без спинки, отдала сигарету Точке и, глядя в пол, запела грустным, подсаженным от курева голосом:
Двадцать лет!
Нам вслед
вторит «нет» и «нет»
этот мир свой жестокий завет.
Снова год
пройдёт,
сердце глупо ждёт,
но весна никогда не придёт.
Жизни жуть
забудь,
есть отсюда путь
в синеву ледяную нырнуть!
Она едва перебирала струны замёрзшими пальцами и, казалось, всеми силами противилась тоске:
Небосвод
плывёт
над кругами вод,
и никто нас не позовёт.
И не жаль,
что вдаль
унесёт февраль
наших душ любовь и печаль,
наших душ любовь и печаль
Сва подошёл ближе, встретился с Лави взглядом. Глаза её скорбно, без слёз блестели, больше обычного темнели зрачки, но в их глубине к нему метнулось прежнее горестное тепло. Она опустила веки и чуть заметно кивнула головой, будто говоря: «Понимаешь теперь?»
Всё так, задумчиво промолвила Муазель.
Это ты о нас! Это Данетт бросилась к Лави, обняла её и готова была расплакаться.
Брось, мать, надринкалась, Лави отстранила подругу и опять опустила голову.
Хиппы неясно зашумели. Никто не ожидал услышать песню, где было столько грусти. Ей протянули полстакана вина, подошли с каким-то мятым цветком, полезли с поцелуями и растерянными похвалами:
Найсовый мотив. И слова зацепили, задумчиво произнесла Мади.
Меня что-то плющить стало, всхлипнула Ни-Ни и отвернулась к стене.
Синганула клёво, но как-то в облом Потоп маялся посреди подъезда и явно не знал, что делать.
Ну, раз так, забудьте! Лави подняла голову, сверкнула глазами в сторону Сва и наклонилась к сумке: У меня тут батл есть.
Со ступенек поднялся её парень и оказался настоящим верзилой: Да, что-то ты притухла малость, небрежно бросил, открывая бутылку коньяка, Сделай что-нибудь для оттяга.
Лави не шевельнулась. В тот же миг у Сва мелькнула сумасшедшая мысль эту песню она спела для него. Рванулось и неистово застучало сердце. Он подошёл к Лави и, не думая, выпалил:
Давай выпьем за твою песню и за твою любовь!
В руках у него ничего не было, и он смутился, не зная, куда их деть. Но и терять ему было нечего. Наступило короткое молчание.
Ну, и дальше что? с издёвкой произнесла Точка.
А дальше Сва наклонился, поцеловал у Лави руку и с пылающим лицом отпрянул.
Все дружно засмеялись, как от дурацкого прикола.
Тебе больше нравится быть студнем или мажором? без раздражения, скорее с любопытством спросила Лави, но в глазах её опять мелькнула грусть.
Мне всё равно. Я решил отсюда свалить, раз и навсегда но вот услышал эту песню. Спой ещё что-нибудь из твоих, на прощанье! её же взгляд он отсылал ей навстречу и, затаив дыхание, ждал.
Брось ты! Какое прощанье улыбнулась, быстро отвела глаза. Ладно, я вам сейчас одну заводную сыграю.
Некоторое время все переводили взгляды с Лави на Сва и незнакомого верзилу. Но с первых же гитарных аккордов в парадняке началась лёгкая чума. Это была битловская «Cant Buy Me Love». После предыдущей песни всем явно хотелось встряхнуться. Данетт и Бор лихо танцевали, сбросив пальто на руки друзьям, остальные прихлопывали в такт. Пришли две разряженные герлицы, расцеловались с Лави и c кем-то ещё, как со старыми знакомыми, вынули бутылку рэда. Дружелюбно глянули на Сва, но он сел в угол и закрыл глаза, не желая играть в кис, участвовать в приколах и слушать дурацкие телеги.