Возле моего дома, на углу Гаванской и Шкиперки, встречаю нашу вечно недовольную соседку, она заходит в угловой гастроном и делает вид, что меня не замечает. Это чтобы не здороваться. Не хотите, не надо. Влетаю в парадную, машинально запускаю пальцы в прорезь почтового ящика ничего нет, пишут.
Внутренне ликуя, преодолеваю последний лестничный марш. Лифт, как всегда, не работает, но мне сегодня это перескакивание через три ступеньки в самый раз. Даже не задыхаюсь, даже не останавливаюсь передохнуть. Вот, наконец, и моя чёрная засаленная дверь. Думаю, ей лет сто. Если то, чем она сверху обита, снять, то совершенно спокойно можно созерцать наш коридор-пенал с сундуками и комодами по стенам, с двумя голыми лампочками и неожиданным окном справа, не просто заколоченным, а замурованным стеной соседского дома. Окно есть, а вида из окна нет. Но это, если свет горит, а если не горит, то ничего не увидеть, хоть всю обивку снимай. Но услышать можно.
Сейчас, ещё даже не разбирая отдельных звуков, я понимаю, что в квартире есть народ. Звучит музыка, причём в разных комнатах. Отчётливо слышу «Волшебный полёт» группы «Спейс», любимую вещь моего сына Лёньки, а в придачу что-то живое, похожее на гитару, но слишком громкое для акустики. «Наверно, электрогитара, только откуда, не Витька же, наш сосед-алкоголик, сподобился?»
Верный способ узнать войти в квартиру. Ключа у меня нет, постоянная смена доверенных лиц, так или иначе опекающих Лёньку, вынудила меня отдать все ключи им. Так надёжнее, потому что мой приход домой мало что меняет в течении жизни «укороченной» после развода семьи. Вот и сейчас я нажимаю кнопку звонка два раза. Шаги по коридору, дверь открывается без вопроса «кто там?» значит, поджидают. «У тебя гости», открывает дверь сестрёнка и, развернувшись, идёт обратно.
Лёля одна из моих младших сестёр-двойняшек. Она учится в дошкольно-педагогическом и, в отличие от Томы, второй из двойни, имеет принципы. По её реакции я понимаю, что гости ей не по нраву и что они как минимум выпивают, а как максимум мужчины. Именно в такой последовательности. Гитарные звуки идут из маленькой комнаты, и я направляюсь прямо туда. Пардон, забыла, гости ещё и курят, в иерархии Лёлиных раздражителей это, пожалуй, на первом месте: она с детства мучается астмой, и неприязнь к курящим, в отличие от первых двух, обоснованна.
Так, ничего себе, кого напустили в квартиру! Два незнакомых мужика, бутылки, стаканы, дым коромыслом, да ещё и баба какая-то с ними. Да не баба это вовсе, а моя знакомая художница Оля Рунтова. Она тут же, опрокидывая пепельницу, устремляется ко мне:
Ну как? Хотя можешь не говорить, сразу видно приняли. Мы тут третий час тебя ждем, уже отмечаем, присоединяйся. Да, кстати, ничего, что я не одна? Это Петя, а это Ольга делает лёгкую заминку, из чего я заключаю, что второй товарищ ей самой не очень знаком. Он поднимается с кресла и, не дожидаясь, пока вспомнят его имя, произносит:
Прошу прощения, что явился без приглашения, некоторым образом случайно. Каштан.
С этими словами он необычайно изящным жестом вылавливает мою руку и прижимает к ней сухие, твёрдые губы. Невиданные в нашем богемном кругу церемонии! А голос, голос чего стоит: где-то на уровне нижней октавы женского торса. Но всё это отмечаю попутно, сейчас главное меня приняли в Союз! Застань я в своей комнате не Ольгиных приятелей, а колоритную компанию соседа Витьки, тоже не сразу бы начала гнать.
Вы, между прочим, напрасно поторопились. Ещё два часа назад моя судьба могла решиться по-другому, перевес в один голос, это на грани. А при чём тут каштан? я полна веселья, и хотя понимаю, что Каштан вероятнее всего фамилия, но уж больно поприкалываться охота.
Валерий Каштан, для друзей Валера, серьёзным тоном, но с улыбкой в глазах.
А я Петр Жеромский, мы с Ольгой Михайловной старинные друзья, по его взгляду в сторону Ольги я понимаю, что это не совсем дружба.
Так, что на столе? Портвейн, и неплохой, португальский «Порто», вино красное сухое, бутылка «Столичной», а так поесть охота! С едой негусто сыр и несколько яблок. Всё тем же изящным движением Валерий запускает руку в чёрный кожаный портфель, стоящий в его ногах, и достаёт из него Нет, такого не может быть в обычном чёрном портфеле обычного смертного!
Бутылка «Армении», полпалки самой что ни на есть твердокопчёной колбасы, явно ресторанные бутерброды с красной рыбой и в завершение, после лёгкой паузы пакет из шуршащей полупрозрачной бумаги, а в нем пять изумительных по форме, хоть сразу в натюрморт, душистых, с румянцем и лёгким пушком, персиков.