Ворлаки, на которых сидели орч, слёту вонзали свои клыки во всё, что было живым, и кровь лилась по их мордам и шеям на грудь и на лапы и уходила в песок. Моя лошадь пала, я летела вниз, но не упала ещё на песок, как на меня налетел орч на ворлаки (*ворлаки, как и орч не склоняется и не имеет множественного числа). Сильный удар подарил мне тишину и покой на время.
Часть 2
1
Сегодня десять (или двадцать?) лет с того дня, как я попала в плен в Морзаг. На самом деле десять-двадцать лет условная дата, я придумала её сама, потому что здесь нет счёта времени и нет смысла считать, есть две вещи: ты жив или ты не жив.
Я сижу на пыльной балке в верхнем помещении полуразвалившейся старой башни, которую я отвоевала у одноглазого орч, жившего здесь до меня. Свесив вниз одну ногу, я лениво болтаю ею в воздухе. Да, это помещение можно считать элитной резиденцией, потому что оно представляет из себя достаточно защищённое убежище с контролируемым проходом. Вниз идёт ветхая деревянная винтовая лестница, с которой легко можно скинуть вниз всякого непрошенного гостя. Кроме того, стены башни всё ещё крепки, и отлично защищают от ветра и зноя. Внизу вечно толкутся несколько поселившихся там орч, но так как средняя площадка башни почти полностью отсутствует, расстояние между этими голодранцами и мной достаточно большое, чтобы не слышать их голосов.
Сегодня тишина особенно радует, ибо сегодня я вспоминаю как всё начиналось десять лет назад. Подростком (собственно, я и теперь тот же подросток, для нашего народа эти годы мало что меняют) я была захвачена отрядом орч, попав в западню вместе с моими сородичами. Все они погибли в том бою, а меня лунноволосую девочку с серо-синими глазами, в жемчугах, в бирюзовом и золотом шифоне кинули своре ворлаки, которые пренебрегли мной, отъевшись кровавой плоти ещё живых наших лошадей.
Мой жемчуг рассыпался в песок: вот я падаю с лошади, и время словно замедляется жемчужная нить рвётся и летит по воздуху вниз, словно планеты, сорвавшиеся с орбит разлетаются по воздуху бусины, прошлое летит вниз, по капле уходя в песок. Навсегда.
Я слышу предсмертный крик няни прощай
Алчные морды ворлаки с хрюканьем принюхиваются к моему телу, обтирая мокрые красные насытившиеся пасти о ткань, и вот уже золотой шифон пропитывается кровью, а к подолу пристали чьи то жилы и кишки.
Когда к отряду орч подъехал командир, судьба моя переменилась, я перестала быть кормом для ворлаки морзагские «псы» лишились добычи, а я стала ценным элементом для селекции орч.
Ворлаки называют морзагскими «псами», но в действительности они напоминают в равной степени кабанов и крыс, от волчьей же крови в них остался один только вздох
Долог был наш поход в Морзаг, точнее сказать, шла только я, орч ехали верхом, ибо с той минуты, как я стала ценным экземпляром для селекции, всё делалось для закалки и повышения моей живучести. И когда, наконец, настал тот час, и мы вошли в мрачные ворота, за которыми нет неба от прежнего подростка фейри остались только синие глаза, заполненные немым ужасом.
И вот, спустя десять или двадцать лет для фейри конечно срок не такой уж и значительный я сижу в пыльном углу развалившейся башни, мой нож в голенище сапога, а лёгкая кривая сабля карч рядом, под рукой. Не считая ерундового амулета, в который я не особенно и верю это всё моё ценное имущество, и в этом даже есть свой плюс лёгкость бытия.
Я всегда готова к бою и способна дать самый жестокий отпор любому, кто сунется на мою территорию. Меня нельзя ни смутить ни запугать, моё выражение лица ничего не выражает, я образец живучести. И я вспоминаю
Подземелье: клетки, крики измученных пленников, ад, где царит страх, голод, боль и бесчестие. Страдания непереносимые для тех, кто не нужен и служит лишь забавой, их мучают и пытают для забавы и для опыта тех, кто встал в ряды Чёрного Легиона. На этих жертвах проверяют готовность бойцов и то, до какого предела холодного бесчувствия они могут дойти, что приносит им удовольствие и где они остановятся. Страдания переносимые для тех кто нужен, кого готовят к использованию, кто должен переродиться в нечто другое, в материал для селекции новых орч. Мне достались страдания переносимые.
Сначала испытание страхом: я видела всё, что делали с теми, кто не нужен. Видя сцены истязаний и немыслимых страданий, сцены грязные, непристойные, не умещающиеся в сознании видя их каждый день, ты начинаешь замечать, что твои чувства притупляются, твой страх изнемог и превратился в отрешённость, бесчувствие. Дух больше не мечется, дух готов принять любой исход, потому что в Морзаге судьба и рок это одно и то же, и если попавший туда не принимает внутренне свой рок он умирает.