Повариха, девочка фыркнула. Значит, ты небедный, Вилле. Богатей-бездельник.
Почему бездельник? Вилле немного обиделся.
Нормальные богатеи сидят в своих дворцах и пьют аперитивы. Им недосуг шататься по предместьям и влезать в свары с фабричными недоумками.
Мне нельзя аперитивы, я же только подросток Слушай, что там такое? Вилле чуть приподнял руку с ношей, пытаясь определить вес.
Стеклянные реторы, буркнула девочка. По мне незаметно, что я могу носить что-то ещё? Да не тряси ты ящик!
Но Вилле опять улыбнулся не было в ящике никакого стекла, это он уже понял.
Гвардейцам на мосту ты тоже так сказала? И они не захотели проверить?
Я ничего им не говорила, потому что не шла по мосту.
А как тогда ты тут оказалась?
Переплыла канал на лодке.
Теперь возвращаешься к ней? С этим ящиком?
Ну, допустим
Значит, тебе его кто-то дал на этой стороне. Зачем? И почему лодка?
Много будешь знать умрёшь в канаве с выпущенными кишками.
Ты грубая. Тебе так нельзя.
Это отчего ещё? в голосе девочки явственно зазвучала угроза.
Потому что ты очень красивая.
Иди-ка к чёрту.
Туда ты меня уже посылала. Лучше скажи мне, как тебя зовут.
Тьфу! сплюнула девочка. Какой прилипала Сенджи. Моё имя Сенджи. И хватит стоять, как столбик. Раз взялся нести, то шагай
Прекрасное имя. Я такого ещё не слышал, сказал Вилле в спину девочке. И, довольный, пошёл за ней следом.
Она скоро выровняла шаг, чтобы идти бок о бок, и периодически поглядывала на него с затаенным подозрением а не удерёт ли, прихватив ящик, хоть и заверил, что не имеет такого желания. Влажный отблеск ярких радужек завораживал и притягивал. Загорелая кожа шелушилась на лбу. Сбоку носа у Сенджи был длинный белый рубец-царапинка может быть, задел, играясь, её домашний кот. Золотые короткие пряди растрепались и прилипли к вискам.
Ты бы сняла свой плащ, сочувственно произнёс Вилле. Тебе ведь в нём жарко.
Он не мой, коротко ответила Сенджи, проигнорировав заботу.
Как знаешь. Сенджи, а сколько тебе лет?
Четырнадцать. А в чём проблема?
Ты, значит, старше на год, огорчился Вилле. А я-то думал, наоборот.
Малявка, Сенджи впервые улыбнулась. И пусть эта улыбка гораздо больше походила на самодовольную усмешку, Вилле был рад, что вызвал у спутницы какое-то другое чувство, а не злобу и агрессию.
Наверное, грустно сказал он.
Не наверное, а точно. Однако для малявки ты очень ловко лупишь людей бутылками по голове, и Сенджи изобразила, как Вилле замахивался. И знаешь толк в стеклянных розочках, хоть и не пустил ту в дело Жаль, что не пустил, конечно. Ты боишься крови, Вилле?
Обрадованный тем, что она выразила одобрение, Вилле почти перестал ощущать тяжесть неудобного ящика.
Вообще-то нет. Лет в семь я упал с дерева и сломал себе ногу открытый перелом, кровь рекой, всё такое Мне и больно-то почти не было, хотя дедушка потом сказал, что это из-за сильного шока, а было любопытно, что внутри меня, оказывается, так много красной жидкости.
Он слегка преувеличил, вернее, преуменьшил, потому что боль была, и ужасная, но был и интерес, и, по крайней мере, Вилле не грохнулся в обморок, как один совсем юный гвардеец, который подоспел к Вилле первым и увидел, что тот сидит на дорожке под буком в луже собственной крови. Просто хотелось как-то реабилитироваться за дающий преимущество Сенджи лишний год.
Да, внутри человека крови достаточно, согласилась Сенджи. А если отрубить ему голову, то она бьёт фонтаном.
Ты видела? ничего умнее Вилле не придумал.
Я знаю, с той же усмешкой сказала Сенджи.
Они прошли шагов семьдесят, когда Вилле увидел спускающиеся к воде ступени. Сенджи решительно направилась к ним. Лестница была узкой, и Вилле пропустил Сенджи вперёд, которая, оглянувшись на него, впрочем, уже без всякого подозрения, стала спускаться. Край её плаща тёрся о растрескавшийся мрамор ступенек. Совсем рядом зеленоватые воды канала, под солнечными лучами кажущиеся изумрудными, облизывали парапет. Выкрашенная в облезлый серый цвет лодка, привязанная к деревянному колышку причала, чуть покачивалась на спокойной глади. Весла застыли в уключинах.
Сенджи забралась в лодку и деловито сказала:
Всё. Давай ящик сюда.