Как же ранить?! Разве это плохо, что мать их родная живой оказалась, спаслась чудесным образом?!
Да пойми ты, нельзя так сразу на них новость такую обрушить. Почем ты знаешь, как они это все примут?! Умом-то своим детским неокрепшим. Если и сказать, то потом, постепенно. Никто не виноват, что так получилась. Ни ты, ни мы с Арсением
Вы с Арсением, вторила я
Я смолоду Арсения любила, но никогда вам зла не желала и детей ваших всегда тоже любила. Я благодарна тебе, что разрешала мне видеться с ними. И мне не за что просить у тебя прощения. Сначала я только хотела помочь. А уж как панихиду отслужили по тебе.
Отслужили по мне, вновь эхом прошелестела я.
Никто ведь и подумать не мог, что ты сумела спастись. Арсений тебя долго ездил искать. Как умом не повредился тогда не знаю. Не рушь ты нашу жизнь!
Вашу жизнь, опять повторила я.
И детям не рушь! Все переменилось! Что люди-то скажут. Да и мне куда теперь деваться?! И Арсению как теперь быть? Как ему решать-то? Похоронили мы тебя И рады, что ты живая оказалась, и Оставь ты нас теперь, Христа ради! А детям твоим я хорошей матерью буду. Об этом ты не тревожься.
Мама, опять раздался детский крик.
Иду я, Аришенька, иду, отозвалась Серафима, глядя на меня с мольбой, надеждой и жалостью.
Иди, Пелагея, прошу я тебя. Сейчас Никита уж проснется, слабенький он еще больно, Арсений с Илюшкой придут, не надо им тебя тут видеть! Не пугай, не береди мальчонку! Он тоже пережил тяжко исчезновение и жестокую внезапную смерть твою.
Значит, зря Яким меня спасал, лучше б меня волки загрызли
Развернулась я и пошла восвояси, шатаясь, как пьяная. А потом, думаю, хоть издали поглядеть-то на них. Затаилась в кустах, а вон, и они по тропинке идут. Сердце мое замерло, насилу сдержалась я, чтоб не выбежать из своего убежища, да не кинуться к сыночку моему дорогому. Подрос-то как, вытянулся, как деревце. А походит-то на меня
Прикрыла я рот ладошкой, чтобы крику не дать вырваться невзначай. Проводила взглядом, долго подняться-то не могла. Сначала по траве металась, крик свой звериный сдерживая, потом застыла, как каменная. А после уж пошла. Не помню, как до дома родительского добралась. В светелку свою проскользнула. А внутри прямо огонь горит так больно мне, так страшно, так горько. И опять в беспамятство я будто впала не помню ничего все металась в бреду да в горячке. Не ела, не пила. А как очнулась, смотрю отец Митрофан, настоятель церкви нашей рядом со мной сидит, голову опустил, да бороду свою теребит в задумчивости. Увидел, что я в себя пришла и гляжу на него.
Что же это ты, девонька, разве ж так можно, мягко упрекнул он меня, родных пугаешь, себя не бережешь. Смерти искать не надобно. Не тебе решать, когда на Суд Высший отправляться. Знать, время твое не пришло еще
Плохо мне, батюшка, так плохо мне, заплакала я. Свет белый не мил. И зло в моей душе, обида так и жжет меня изнутри. И делать мне что, не знаю. Как жить-то теперь?! Пропадаю я.Смерти я впрямь прошу, а Бог не дает.
Э, милая, ее еще заслужить надо, смерть-то. Не все видно ты выполнила, что Господь уготовил тебе Бог посылает нам испытания, чтобы мы укреплялись, преодолеваючи их, а не отчаивались. Не все поняла еще ты, видно. Вишь, как тебя крутит-выкручивает. А тебе смириться бы надобно И не кручиниться.
Да как же с этим смиришься?! Чем же я провинилась?! Чем Бога прогневала?! Что не так сделала?! Почему он все у меня отобрал, детей даже моих меня лишил. Чем Серафима-то заслужила? И Арсений как мог так утешиться быстро?
Вон и впрямь сколь зла-то и обиды в сердце твоем. Непонимания, ненависти, гордыни
Да как же мне, батюшка?! Хоть ты-то меня пожалей, помоги, подскажи, как пройти через это вновь зарыдала я.
А я и жалею, дочь моя. Поэтому и говорю тебе: гордыню надо усмирить. Да себя забыть. Как Господь говорит: «Научитесь у Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем». Ты вот все о себе да о себе А ты о детях подумай. Кто ж виноват, что так все вышло. Не противься! Значит такова Его воля! Ты с Господом-то давно ли разговаривала, прощенья давно ли просила, давно ли молилась?..
Да я каждый день только это и делаю
Нет, моя миленькая, не то ты делаешь. Иначе давно бы Господь твои раны исцелил. Не о том, видать, молишь. Не того просишь. И прощения в душе твоей нет.
Прости, батюшка Один пепел там, в душе моей.