Если бы воля дана мне была до рожденья,
Чем бы ответил на планы творенья Творцу?
Лучше ли сна мои самые светлые бденья?
Лучше ль овце, чем нашедшему в яме овцу?
Лесное
Рака в раковины раке
Аз, ныряя, сторонюсь
И боюсь, как злой собаки,
Жгучей нежности медуз,
И дрожу, когда мне рыба,
Мимо кинувшись тишком,
Жаброй тронет рёбра, либо
Ногу острым плавником.
Не моя ты, море, доля,
Хоть и с образом небес!
Мне полей милее воля
Да в июле светлый лес,
Где пригреет солнце сладко
Через листьев облака,
И лисы кустом украдка,
А в ветвях бурундука.
Мягко стелются иголки,
Будь то ёлка или ёж
А случись навстречу волки
Белой бабочкой порхнёшь.
Айболит
Сходишь к врачу и захочется жить,
Дышится легче с рецептом в кармане,
Точно суровая в пуговку нить
Вдета и накрепко в облако ткани.
Не оторвёшься, душа моя, врёшь!
Снова крадётся любовь к изголовью,
А в рукаве у ней ведомо нож,
К марту по снегу притянутый кровью.
Ох, и хорош он! Медвяная сталь
Непререкаема в солнечном блеске:
Каждую высветит в пальцах деталь
С долу клинка до клейма арабески.
В каждый прицелится сердца удар,
В самую точку зеницы вглядится
«Я, говорит, тебе радость и дар».
«Аз, проповедует, синяя птица».
Ты и поверишь и с нею летишь
В Грецию греться, в Италию таять,
В Англию что?.. За окном рассветает
И на прощание капает с крыш.
С биноклем
С биноклем было хорошо!
В окно глядишь, а видишь море,
Где горизонта ровный шов
Не параллелен шву на шторе.
И там дома как корабли:
Стоят на рейде целым флотом
Еще в виду цветной земли
Перед космическим полётом.
В волнении по росту ряд
Планеты яркие крупицы,
А в стратосферу львы и птицы,
Опережая всех, летят.
Едва рассветом темень смыло
Под ледяной вставать пора,
И всюду с золотом белила
Велосипедные с утра.
Если уходишь
Если надел и шнуруешь свои башмаки,
А разговор продолжаешь, но вот он порог.
Ночи и ветру, и времени в нас вопреки
Надо идти, и в прихожей теперь эпилог.
Долгие проводы в долгих слезах сокращай.
Если твой плащ прошуршит на прощание так,
Точно порывистым шёпотом скажет «Прощай!»
Значит, пора. Значит, вышел тебе оверштаг.
Впрочем, и эта надежда на новое самообман.
Просто пора. Просто весь израсходован свет.
Три папиросы и спички засунешь в карман,
Где ещё медь и на поезд картонный билет,
Просто пора. Сколько можно в прихожей стоять?
Вот и часы шестерёнками в рельсы стучат
Может, успеешь в смущении нас приобнять,
И угасая в подъезде шаги отзвучат.
Хлопнет тугая к пружине прибитая дверь,
Снегом повеет, и ключ повернётся в замке.
Может, и встретимся Веришь? А впрочем, не верь!
В гору дорога, и лучше шагать налегке.
Зимним утром
Зимним утром тихий разговор.
Кожа звуком бережно задета.
Холодок имперского рассвета
В тёмных складках бабушкиных штор.
И лежишь, прижав ладонь виском
И сквозь морок сонный понимая:
До воскресных сердцу далеко
Может, даже дальше, чем до мая.
Нет, ещё надеешься дойти
За часов настенных точным следом,
И в горячей держится горсти
Золотой, оставленный мне дедом.
А в шкафу заветном горяча,
Точно с прошлой Пасхи не остыла
Формы для земного кулича
Вся в крестах таинственная сила.
Венера и Марс
На Марсе жизни нет
Я верю марсоходу.
Бьёт в камни смерти свет,
И не отыщешь воду.
Живым на Марсе швах
Согласно Голливуду.
В твоей обшивки швах
Лучи как иглы вуду.
И никому твой флаг
Со звёздами не нужен,
Где ада красный шлак
Бездушьем отутюжен.
Сто сорок дней пути
Сквозь чёрные пустоты
Умри, а долети!
На то и звездолёты.
Но вместо жизни жесть
Там нашу ждёт ракету
На Марсе жизни нету,
А на Венере есть.
Ещё не край
Ещё не край, поверь, ещё не крышка.