Дома мальчику здорово влетело «за самодеятельность». Ольга битый час доказывала не по годам развитому подростку, что история, как и всякая наука, бывает официальной и неофициальной. А на уроках надо отвечать то, чего от тебя ждут и что предусмотрено в рамках школьной программы, а не то, чего нахватался в приватных беседах с доморощенным политиком, каким является его дед. Даже если его мысли кажутся оригинальными.
Таир пожаловался деду. Но тот поддержал свою дочь:
Я думал, ты уже достаточно взрослый мальчик, чтобы понимать, что есть вещи, до сути которых ты должен докопаться сам и оставить ее при себе. Если бы я году этак в тридцать седьмом всем подряд говорил то же самое, что сейчас тебе наедине, меня бы уже не было в живых.
И Таир вздыхал: как хорошо, что у него есть хоть один дед. Ведь другого не стало именно в тридцать седьмом. Об этом рассказывала бабушка Сурея, потерявшая мужа и оставшаяся в двадцать семь лет вдовой с четырьмя малолетними детьми на руках.
Что особенно удивляло внука, так это как по-разному выглядели его бабушки. Сурея была на десять лет старше Софьи, родила и одна вырастила четверых детей, нянчила многочисленных внуков, и была при этом бодрой и подтянутой, а все дни проводила в хлопотах и постоянно находила себе какое-нибудь занятие. В то время как ни о ком никогда не заботившаяся Софья вечно болела, жаловалась на хроническую усталость, давление, сердце и головные боли и с трудом взбиралась на третий этаж. Но отец объяснил Таиру, что, живя для других, продлеваешь свой собственный век, и он охотно усвоил эту истину, подтвержденную ярким примером азербайджанской бабушки.
Около шести вечера по субботам к Глебовичам приходила баба Паша. Она была давней подругой Софьи и осталась ею до старости, несмотря на то что еще до войны бойкая комсомолка и активистка увела у «растопши» Сонечки завидного жениха. Впрочем, разлучница недолго радовалась своему счастью: она и года не пробыла замужем, как муж ее погиб на фронте, так что делить подругам давно уже было нечего.
Чай свежий, Софочка? спрашивала баба Паша и заранее улыбалась, потому что ответ следовал всегда один и тот же:
Свежий, свежий, вчера заваривала.
После этого Паша весело смеялась и, приговаривая: «Ох, Соня, все же есть в тебе что-то еврейское», набирала в самовар чистейшей шолларской воды, которая текла из обычного крана, но по вкусу была сравнима с родниковой.
А когда самовар закипал, гостья заваривала индийский чай «со слоником», щедро засыпая ароматные чаинки в китайский фарфоровый чайничек, который ставился поверх самовара и укутывался махровым полотенчиком. Паша обычно приносила с собой завернутые в пергаментную бумагу пирожки с рисом, картошкой, капустой или печенкой. Все усаживались за обеденный стол, застеленный кружевной скатеркой, которую связала крючком еще прабабушка Алиса, и в доме создавалась атмосфера тихого семейного праздника. После чаепития усаживались играть в лото.
Я буду кричать, вызывалась баба Паша.
И она очень весело «кричала», ловко выхватывая из хлопчатобумажного мешочка крошечные бочоночки с цифрами, и для каждой было свое название. Одиннадцать «барабанные палочки». Семь «цветик-семицветик». Сорок пять «баба ягодка опять». Девяносто девять «шестьдесят шесть наоборот». Девяносто «дед». После «деда» она восклицала:
А ну-ка, посмотрим, сколько деду лет, снова ныряла в мешочек, кидала быстрый взгляд на «бочонок» и веселилась: Ого, а деду-то всего пять лет! Вот это дед так дед! А Таирчику нашему уже тринадцать. Ты же смотри, Софа, как только шестнадцать ему исполнится и паспорт будет получать, сразу же пропиши мальчика к себе. А то ведь пропадет квартира, отойдет государству.
Непременно пропишу, обещала Софья Глебовна.
Играли «на интерес», по копеечке, и баба Паша с Таиром всегда выигрывали. Пока близорукие и медлительные близнецы разбирались со своими картонными карточками и в упор не могли разглядеть на них нужных цифр, их соперники успевали заполнить все клетки и выкрикнуть: «Хватит!» И дед, искренне сокрушаясь, вынимал из стаканчика с латунными копеечками несколько монет, клал их на стол и медленно и торжественно придвигал к победителю. Таир обычно выигрывал за вечер по семьдесят-восемьдесят копеек, но всегда отдавал их бабушке «на горячие булочки», за которыми та рано утром и отправлялась.