Олежек, ты? Алексеев сразу узнал мой голос. Насчет твоего рассказика пока ничего определенного сказать не могу, но у меня к тебе предложение. Слушай внимательно: нужно написать очерк о «маленьких преступниках». О несовершеннолетних. Очерк большой, проблемный, главным образом моральная тема, даже можно сказать половая. Думаю, это тема как раз для тебя. По телефону ничего объяснять не буду, ты приходи в редакцию сегодня же или завтра, все расскажу. Согласен?
Да-да, конечно, забормотал я растерянно, расстроенный тем, что с рассказом не получается. Сегодня не успею, наверное, у меня семинар, а завтра можно?
Можно. Вот и хорошо. Жду. В два часа дня, идет? Я знал, что ты согласишься.
Вернулся я в аудиторию не только расстроенным, но уже отчасти заряженным, и чем больше думал о предложении Алексеева, тем больше оно волновало. «Большой проблемный очерк» он ведь так и сказал. «О преступности несовершеннолетних» Да еще и тема «половая» Интересно, почему он хочет предложить это мне? Ведь в моих рассказах, которые он читал, ничего такого и в помине нет. В других есть, но в тех, что дал ему, нет.
На следующий день побывал у Алексеева, получил солидную «ксиву» от журнала, тогда же Алексеев звонил в Горком комсомола с рекомендацией.
И вот я уже в Горкоме в ожидании некоего Амелина, заведующего Сектором охраны общественного порядка. Происходит непонятное: я пришел точно в срок, Амелина нет. Я жду уже целый час, а Амелина все нет и нет. Что делать? Проходит еще час Уйти? Но ведь это начало. От него зависит дальнейшее Вот от чего неуверенность, наивность, вот от чего! Ведь сколько раз Любит начальство нас помариновать!
Наконец, Амелин пришел высокий, молодой (наверное, мне ровесник), чуть сутуловатый, в папахе.
Вы меня ждете? Как ни в чем ни бывало!
Сначала разговор не вяжется: я никак не могу стряхнуть раздражение и скованность от долгого ожидания, Амелину, как видно, все же неловко. И оба мы зачем-то делаем вид: я официальный, такой, какой, по моему мнению, должен быть у знающего себе цену корреспондента, которого так бессовестно заставили долго ждать, Амелин тоже официальный (все-таки начальство!) и почему-то обиженный.
Однако натянутость постепенно рассеивается, и вот мы уже два человека в маленькой комнате при электрическом свете, а за окнами темно. Там захватывающая, непостижимая жизнь, там люди со своими заботами, проблемами, страстями, там молодые ребята и девушки, представители разных миров, которые с такими мучениями пытаются понять друг друга
Амелин щедро достает из стола кипы документов: отчеты, сводки, доклады, стенограммы собраний, списки изъятых предметов при обыске, акты, расписки И я погружаюсь в это море, сухое, бумажное, шелестящее отзвуки жизни, которая там, за окнами, вершится и сейчас, вот сию минуту. В воображении мелькают вокзалы, полутемные улицы и переулки, бараки, железнодорожные пути и платформы в свете тусклых фонарей, группы подростков, неряшливо одетых, с серыми лицами, отвязных, испуганные девушки, заборы и подворотни, около которых разыгрываются дикие драмы. Сверкающие ножи, кастеты, велосипедные цепи И что-то противоестественное, жуткое, что подразумевается под словами: изнасилование, убийство
Амелин увлекся. В его рассказе нет никакого плана: он достает и показывает документы в беспорядке, как попало чувствуется, что его тоже все это волнует на самом деле, он говорит, не переставая, наваливая на меня информацию, чтобы «обрисовать ситуацию», как он объясняет Я поражен: этот молодой и, похоже, застенчивый краснеющий человек знает столько, оказывается, он сам не раз участвовал в «операциях», облавах
Документов уже целая кипа я, конечно же, не успею сегодня просмотреть и малую часть, к тому же ведь приходится внимательно слушать Амелина и записывать хоть что-то в тетрадь. Вот из ящика стола он достает и с грохотом выкладывает металлические предметы: пара самодельных, грубо выточенных ножей, три изящные финки, велосипедная цепь, свинчатки разной формы, солидный, с металлическими шипами кастет. Ничего себе
Это в ремесленном училище операцию проводили, с оттенком гордости говорит Амелин. У нас кое-какие сведения были. Пришли, я так и сказал: ну, выкладывайте сами. Пока по-доброму. У кого что есть кладите на стол, живо!
Так сами и выложили? искренне удивляюсь я.
Помялись для начала, потом один подходит, кладет. Другой Так все и выложили! С ними так и нужно честно, без сантиментов. Тогда они понимают. Хуже нет, если сам мнешься А вот и еще, посмотри-ка