Что, страшно тебе, кызым?
Сагадат не стала огорчать его.
Нет, эти´, сказала она, чего же мне бояться, когда вы рядом?
Шарип-бабай, сдерживая слёзы, повторил:
Дочка когда мы рядом и замолчал.
Через некоторое время он заговорил снова:
Я умираю, дочка Смерть моя привела меня сюда Прости, дочка Дочка не забывай меня Поминай в своей молитве по четвергам, дочка Почему молчишь, дочка? Слушайся мать. Она тебя очень любит. Не обижайся на неё за всё это Я виноват перед тобой, дочка. Пусть Аллах пошлёт тебе счастье Карчык[3]! Ты тоже прости меня!.. Прости О Аллах Я Раббем Что же я натворил?! Куда затащил вас! и он безутешно заплакал: Дочка, иди сюда!.. Иди сюда, дочка! Дитя моё, доченька, не обижайся на меня знать, судьба наша такая Шарип-бабай положил руку на плечи Сагадат и стал гладить её по голове. Слёзы душили его, он не в силах был сдержать их.
Когда Шарип-бабай гладил Сагадат обессилевшей рукой, она вспомнила, как часто в детстве он гладил её по голове. Тут же на память пришла чудесная пора юности, счастливое время, проведённое в доме муллы, а сегодня отец умирает среди чужих гадких людей. От этой мысли ей стало так плохо, словно на неё опрокинули ведро ледяной воды.
Отец только и смогла сказать Сагадат, слёзы хлынули у неё из глаз.
Шарип-бабай чувствовал, что дочь хочет сказать ему что-то, но слёзы мешают ей. Он снова погладил её по голове.
Что, дитя? сказал он.
Отец я прощаю тебя сказала Сагадат. Молись за меня.
Услышав такие слова, старик снова зарыдал. Он воздел руки и принялся молиться.
И-и Раббем дай ребёнку моему счастья! Убереги от греха!!! Дай ей сил выстоять, воздержаться от дурных поступков! Не лишай благонравия и счастья!.. раздельно и внятно произнёс он. О Аллах, Аллах!.. Карчык!.. Умираю Прости Положите меня головой к Каабе О Аллах, Аллах, Аллах!.. Прости мои прегрешения
После этих слов Сагадат, роняя слёзы, с большим усилием повернула отца на бок. Хусниджамал-эби тихонько присела на койку рядом с мужем. Сагадат, не зная, что делать, держала в руках холодеющую руку отца и мысленно просила Аллаха простить отцу все его грехи, послать матери здоровье, а для себя просила счастья. Шарип-бабай, с трудом шевеля языком, проговорил: «Ля илахе илля Аллахе Мухаммад Расул уллах». Услышав это, мать с дочерью громко заплакали, не в силах дольше сдерживаться.
То ли разбуженный их голосами, то ли проснувшись сам, старик, который творил на ночь намаз и считал редис, направился к ним. Не глядя на женщин, он сказал:
Пусть последний свой вздох испустит под звуки Корана, и начал читать «Ясин». Больной силился сказать что-то, но не смог. Сагадат с Хусниджамал-эби плакать перестали и только всхлипывали время от времени. Священная молитва успокоила их и внушила благодатную уверенность, что теперь всё идёт как положено. Если отец и умрёт сейчас, жизненный путь его будет завершён достойно. Сколько бы ни благодарили они старого человека, всё равно останутся у него в долгу. Старик молился, и в глазах его блестели слёзы. Они подкатывались к горлу и будто душили его. Шарип-бабай долго с беспокойством смотрел в глаза жены, потом перевёл взгляд на старика, казалось, ему нужно сказать что-то важное. Губы его делали усилие произнести какие-то слова. В конце концов он с большим трудом выдавил из себя: «Алла»
Сагадат с матерью снова залились слезами. Сагадат, как безумная, твердила лишь одно:
Отец мой умирает! Умирает! Родимый умирает! Он умирает! и зарыдала в голос.
Хусниджамал-эби держала дочь за руку и тоже плакала, боясь сорваться на крик. Старик, читавший Коран, с трудом сдерживал подступившие к горлу рыдания.
Тут с лампадой в руке к ним медленно подошла женщина, которая курила табак. Она тихонько поставила лампаду в изголовье Шарипа-бабая. При свете огня побелевшие расширенные глаза отца показались Сагадат незнакомыми. Ей никогда не приходилось видеть их такими. Шарип-бабай долго не спускал глаз с жены, как бы посвящая ей последний свой взгляд. Потом перевёл их на Сагадат, потом на женщину в рваной одежде, которая неподвижно сидела возле чтеца Корана. Из глаз у неё тоже покатились слёзы. Шарип-бабай потянулся и с усилием выдавил из себя: «Д-д-доченька». Сагадат снова взяла его руку и, не отрываясь, стала смотреть на отца Шарип-бабай выдохнул: «Аллах-х-х», и замер. Хусниджамал-эби тоже не сводила с него глаз. Женщина стояла всё так же молча и неподвижно. Прошло несколько минут. Сагадат вдруг припала лицом к руке отца и закричала, рыдая: