А тело тихо остывает,
Не тает снег уж на руках.
В глубинах памятных коснулся
Своей дрожащею рукой
Тепла родительской опеки
Под кровлею над головой.
Но сердце не забилось чаще,
Холод добрался до груди.
Застыть и в мысли воплотиться
Лишь перспектива впереди.
***
Калитка церкви затворилась
Ржавыми петлями скрипя,
Фигура храму поклонилась
Знамением, освятив себя.
Снежинки рясой подметая
Сверху которой пуховик,
Хрустя подошвами по снегу,
Пошла от церкви напрямик.
Весь божий день, служивши Богу
До дому шел отец Ефим,
Вел службу своему приходу,
Святым отцом являясь им.
Любили люди его службы,
Ходили все, и стар и млад.
Мог выслушать отец любого,
Помочь посильно был всем рад.
О дне грядущем шел и думал,
Ведь жизнь в миру не без проблем,
Печально на душе и горько,
Когда помочь не можешь всем.
Замедлил шаг и обернулся
Взгляд, устремивши на забор,
Белого ангела фигурку
Во мраке будто видит взор.
Казалось, ангелок крылатый
Склонивши голову, стоит.
Вглядевшись лучше, сразу понял,
Что это человек сидит.
Снегом совсем запорошенный.
«Похоже здесь уже давно,
Свой путь закончить под забором,
Видно бедняге суждено».
Быстро приблизился: «Холодный».
Но пульс, хоть слабый еще был,
Долго не думая на плечи
Он тело легкое взвалил.
Опять калитка проскрипела,
В светелке вспыхнуло окно,
Теплый кагор и растирание
И сердце нужный ритм взяло.
Забилось снова с прежней силой
По телу прогоняя кровь,
Теплом и силой наполняя
И к жизни возвращая вновь.
Три дня выхаживал Андрея,
Растирки, молоко и мед,
Был парень слаб, застыл не слабо
Боялся очень, что умрет.
Но молодость большая сила,
От смерти ускользнула все ж,
Гусиный жир, чаек с малиной
И стал он на себя похож.
Бульон куриный, апельсины
В келью отец ему носил,
Румянец щек его коснулся,
Взгляд о здоровье возвестил.
***
Трудом и долгою молитвой
Ефим, Андрея отстоял,
Пока старуха зазевалась,
У смерти он его украл.
Часто с Ефимом вечерами
Беседы долгие вели,
Отец, узнав все про Андрея
Сказал, что: Бесы довели.
Так и остался он при церкви,
Где нужно что-то, помогал,
Почистить двор, помыть ли окна,
Так и церковным служкой стал.
Жил с удовольствием в той келье,
Куда принес его Ефим,
Был очень скромен и отзывчив
И все довольны были им.
И он был очень всем доволен,
В келье был стол, была кровать,
Где он, привыкший уж к коробке,
Как человек мог вволю спать.
И видеть мир через оконце,
Питаться скромно, но всегда,
Быть нужным и полезным людям
И жить под кровом в холода.
На отражение в окошке
Часто подолгу он смотрел,
Видя себя в ином обличии
И счастью верить не хотел.
Забылись запахи и страхи
С которыми он жил на дне
И целовал он Богоматерь,
Лики святых, что на стене.
Все ему было интересно,
Он познавал церковный быт
И засыпал он помолившись,
За то, что был в тепле и сыт.
Молился и за папу с мамой,
У них прощения просил,
Ведь он, поддавшийся соблазнам
Всю жизнь их под откос пустил.
Родители ему приснились
В святую ночь под Рождество,
По голове его погладив,
Сказали: «Рады за него».
Проснулся весь в слезах, счастливый,
Знал, что прощенье получил,
Решил служить до гроба Богу,
Творить добро сколь хватит сил.
***
Дверь приоткрыв, вышел из храма,
Решил по дворику пройтись,
Поклон отбил, перекрестился,
Взгляд, устремив куда-то ввысь.
Бескрайний, синий купол неба
Чернило множество ворон
Ведущих себя как-то странно,
Стал наблюдать за ними он.
Птицы кричали и клубились
Словно живой водоворот,
Вокруг одной носились с криком,
Удар и снова разворот.
И бедолага уклоняясь,
Пыталась вырваться от них,
Но те ее не выпускали
Из-под опеки ни на миг.
Теряя высоту и силы,
Буд-то хромая на крыло
Птица отчаянно боролась,
Но ей упорно не везло.
Вдруг, улучив момент заветный