Эротоманка
Все о любви
Ноэми Норд
© Ноэми Норд, 2018
Высокая волна
«Мы дети волн, мы дети слов»
Мы дети волн, мы дети слов,
нас надышали, наговорили,
напели, в музыку погрузили,
и вынули из колыбели миров.
И с тех пор мы качаемся
в такт этот, в ритм,
на слова спешим, поцелуи,
сами волны свои создаем говорим,
сами волны уже, сами струи.
«Цель художника уловить взгляд»
Цель художника уловить взгляд,
интонацию веры и страсти,
а потом пусть велят, запрещают, казнят
все вселенские пытки и власти.
Это чудо от нежного легкого «чуть»,
эти возгласы не умильны.
На коленях полмира: «Бис!», «Браво!» и «Будь!»
А другие полмира бессильны.
Цунами
Моли не моли, проси не проси,
море слез срез хрустальный вдыхаю,
до боли вдыхаю, до рези в груди,
замираю, не выдыхаю
не дышу не дышу храню последний миг
последний раз последний лед волны и волны
не дышу не дышу не дышу только б ни крик,
ни рев ни шторм не в час, плачем полный.
Я и ты. И цунами.
Гляди! Там гляди!
За мгновенье до черной смертельной волны,
что горой вознесется, как диво,
что сметет, унесет, навсегда разлучит:
Посмотри, дорогой, как красиво!
«Искусство тоннель сверхскоростной»
Искусство тоннель сверхскоростной
между временами:
вытянуть из прошлого
охапку с цветами
или снежинку на углях изобразить.
Или кусочек охры так изогнуть,
что искривится пространство,
вспять повернет время,
и девочка со скорбными глазами
младенчика протянет в каждый дом.
И на коленях все.
И мир спасен.
«Лунный лик расщепился в мазках»
Лунный лик расщепился в мазках,
и краска с периодом полураспада
бежит, как черная автострада
по зарослям в соловьиных глазах.
И нету сил акварель эту смыть
с душ, с лиц, с ямочки подбородка,
полизать эту мочку, уши краской залить,
словно глину отмыть с самородка.
Сколько б ни было черного на лазури морской,
сколько б серого ни прикипело
вдруг увидятся слезы на ладони мужской,
значит вовсе не в красках дело.
«Над тобой голубая река»
Над тобой голубая река,
лапы лилий и водокрас,
три синхронных форели враз
изгибают на солнце бока.
И еще три, нагие, гибкие,
в белокурых волнах волос.
Как силен рук прозрачных разброс,
рассекающий заросли зыбкие!
Черной лодки, как туча, дно
и весла музыкальные капли,
да две тоненьких рыбки сабли
сквозь твое, осминожье, пятно.
«Браво!», «Бис!» унесут примадонну»
«Браво!», «Бис!» унесут примадонну
ураганной безумной волной.
О, любовь к танцу, музыке, стону!
Повторись, не спеши, постой!
Пусть все мы в сапогах и кроссовках
неразрывны с желанием «Я!»
Я могу также звонко и ловко.
Я могу, и душа моя.
Нет пределов любви человечьей
стрункой тоненькой в рампах дрожать.
Повтори эти руки и плечи!
Повтори этот жест не смолчать!
И летит в ураганном восторге,
в восхищенных влюбленных глазах.
И душа чья-то пламя в реторте,
повторит каждый призрачный взмах.
«Ну зачем почему эта боль этот взгляд»
Ну зачем почему эта боль этот взгляд,
эта кровь эта адова мука
этот пламенный страх этот выпитый яд,
эхо вечного страшного стука.
Этот стук этот стон этот крик этот вопль,
этот гвоздь он в мозгу он навеки,
и дележ палача: «Забери это твой».
Пекла реки и крови реки.
Этот стук этот ритм этот шаг этот взмах,
эта черная наша судьбина
эта бездна обрыв, этот крест этот крах
это плачет в ногах Магдолина.
Даная
«Замри, как лилия в предчувствии шмеля, »
Замри, как лилия в предчувствии шмеля,
отдай лучам зрачки, ресницы дуновенью,
сплетает струи трав вечерняя земля,
закат подобен страсти пробужденью.
Как яростна атака рта, колен,
как беспощаден вечный зов из рая,
вонзивший дрожь души в корней кровавый тлен,
стыдливость и молитвы презирая.
И не противься ужасу тоски,
когда закончится безумная атака:
в росе и в семени и ноги, и виски,
и звездный свет, струящийся из мрака.