Весна
Пиши, ясней пиши, перо, и пробуждайся ото сна,
Ведь на земле уже давно весна, лучистая весна!
Пиши, перо моё, пиши, хоть пару строчек напиши,
Чтоб на бумагу перешли волненья сердца и души.
Уже вокруг журчат ручьи весенней радостной поры,
Туман восходит над землёй, восходят синие пары
Они сгущаются, как дым, и взору чудится тогда,
Что заволакивают мир туманы Страшного суда
Льды воскресают и плывут, несомы чёрною рекой,
Дробясь, сшибаясь, рвутся вдаль, могильный позабыв покой!
Внезапно кажется тебе, что в судный час со всех концов
На сборище воскресших душ стремится войско мертвецов,
Что вдруг тряхнул рогами бык и Землю удержать не смог,
Что света божьего конец вдруг протрубил могучий рог,
Что все усопшие спешат к порогу Страшного суда:
Какие в рай, какие в ад, и неизвестно, кто куда!
Вселенную в зловещий час объемлют ужас и испуг,
Повсюду страшный шум и гам, перемешалось всё вокруг!
Природа в этот грозный миг теряет вид привычный свой,
Как на закате облака даль стала жуткой и рябой
Но вскоре истинный свой цвет находят небо и земля,
Готовь зерно, паши и сей, работай, душу веселя!
И солнце сеет с высоты лучи горячие свои,
И прояснился наконец печальный, тёмный лик земли.
В напрасной ярости зима уходит в стуже и снегах.
И шелковистая трава зазеленела на лугах.
Так обновляется всегда готовый к праведным трудам,
Так воскресает люд земной, чьи предки Ева и Адам.
Так с наступлением весны я размышляю ясным днём
То о кончине я грущу, то восхищаюсь бытиём.
Младенец в колыбели
Как счастлив младенец, пока ему колыбель широка;
Для маленького паука малейшая щель широка.
Потом, доживая свой век, задумается человек:
Могила весь мир, а кому такая постель широка?
Из Шиллера
Если дорог столь тебе я, знанья мне свои открой,
Поделись своей культурой, как сокровищем, со мной.
Ты же предлагаешь: «Хочешь, душу всю тебе отдам!»
Для чего твоя душа мне, что мне делать с той душой?
Бесталанному поэту
Впустую мельница кружится, зерно не мелют жернова,
Напрасно пыжишься, бедняга, твоя поэзия мертва!
На свете много есть ремёсел, трудись иначе как-нибудь!
Своими грязными лаптями зачем ты топчешь чистый путь?
Пора уже тебе признаться в убогой немощи своей.
Ворона жалкая, о, разве ты можешь петь как соловей?
Не надевай поэта маску, видна отлично масть твоя.
Не хочешь без хвоста остаться не суйся в клетку соловья!
Пара лошадей
Лошадей в упряжке пара, на Казань лежит мой путь,
И готов рукою крепкой кучер вожжи натянуть.
Свет вечерний тих и ласков, под луною всё блестит,
Ветерок прохладный веет и ветвями шевелит.
Тишина кругом, и только мысли что-то шепчут мне,
Дрёма мне глаза смыкает, сны витают в тишине.
Вдруг, открыв глаза, я вижу незнакомые поля
И разлуку с отчим краем всей душой почуял я.
Край родной, не будь в обиде, край любимый, о, прости,
Место, где я жил надеждой людям пользу принести!
О, прощай, родимый город, город детства моего!
Милый дом во мгле растаял, словно не было его.
Скучно мне, тоскует сердце, горько думать о своём.
Нет друзей моих со мною, я и дума мы вдвоём.
Как на грех, ещё и кучер призадумался, притих,
Ни красавиц он не славит, ни колечек золотых
Мне недостаёт чего-то иль я что-то потерял?
Всем богат я, нет лишь близких, сиротой я нынче стал.
Здесь чужие все: кто эти Мингали и Бикмулла,
Биктимир? Кому известны их поступки и дела?
Я с родными разлучился, жить несносно стало мне,
И по милым я скучаю, как по солнцу, по луне.
И от этих дум тяжёлых головою я поник,
И невольно слёзы льются горя горького родник.
Вдруг ушей моих коснулся голос звонкий, молодой:
Эй, шакирд, вставай скорее! Вот Казань перед тобой!
Вздрогнул я, услышав это, и на сердце веселей.
Ну, айда быстрее, кучер! Погоняй своих коней!
Слышу я: призыв к намазу будит утреннюю рань,
О Казань, ты грусть и бодрость! Светозарная Казань!
Здесь деянья дедов наших, здесь священные места,
Здесь счастливца ожидают милой гурии[8] уста.
Здесь науки, здесь искусства, просвещения очаг,
Здесь живёт моя подруга, райский свет в её очах.