Помочь?
Я отрицательно мотнул головой: если взять себя в руки, все будет нормально. Старался дышать спокойно и не суетиться без толку. Главное, не паниковать осталось немного.
Берег был уже близко. Попробовал достать дно, но было еще глубоко. Еще метров десять, и я встал на ноги. Уф!
Мы вылезли и улеглись на песке. Солнце хорошо припекало.
Оля, сказал я ей, ты очень хорошая.
Очень?
Да. Ты самая лучшая.
Я знаю. А ты глупый.
Да еще какой!
Ты самый, самый глупый.
Правда?
Нет! она засмеялась и легонько пожала мне пальцы. Мы оба глупые.
Но я чувствовал, что мне еще трудно говорить с ней как будто ничего не случилось. Задымил, потом схватил аппарат, стал снимать ее.
Снова залезли в воду. Далеко на этот раз не заплывали. Потом я нырнул несколько раз и, выскочив, стал снимать ее в воде. А она никак не хотела вылезать: пришлось крикнуть, что есть уже хочется.
Вверху, за кустами, сразу небольшая поляна, а за ней уже начинается настоящий лес. Вошли в него, а минут через десять вышли еще на одну поляну, заросшую золотыми купавками. Я начал их собирать.
Зачем? Желтый цвет к измене.
Разве? Желтый цвет самый радостный. Ты, оказывается, суеверная.
Жутко!
Я бросил сорванные цветы:
Сыро здесь. Пойдем дальше.
Расположились мы на третьей, совсем крохотной полянке. Она расстелила салфетку и разложила все, я открыл консервы, откупорил бутылку. Рислинг налили в кружки, он приятно горчил. Как всегда на воздухе, все казалось необыкновенно вкусным.
Я отяжелел. Достал сигарету и задымил, привалясь спиной к дереву. Она собирала остатки еды и, завернув, засовывала в портфель.
Половина осталась. Куда мы столько набрали?
Потом съедим. Брось не суетись, отдохни лучше: успеем убрать.
Оля села рядышком.
Тебе нравится здесь?
Да. Тихо как!
Наелся?
Даже чересчур! Аж в сон клонит.
Клади сюда ко мне голову и спи.
Я положил голову ей на колени, закрыл глаза, но не заснул.
Феликс!
А?
Тебе хорошо со мной?
Да: удивительно!
Она наклонилась ко мне и вдруг начала что-то рассматривать.
Феликс!
Да?
Ты знаешь: а у тебя седой волос. А вот еще.
Ну, и что? Пора.
Тоже мне старик нашелся! Сколько тебе годков?
Тридцать пять.
Ай-яй-яй! Обманывать девушку так нехорошо, так нехорошо! она улыбалась, явно считая, что я разыгрываю ее.
Приедем паспорт покажу, хочешь?
Ты что: серьезно? Тебе же не дашь.
Рожа младенчески глупая.
Глупая это точно: ужасно! она наклонилась снова, поцеловала меня. Лежи, лежи не убирай голову. Чудак ты: мне ведь все равно, сколько тебе. А знаешь, папа у меня тоже выглядит моложе своих лет.
Он кто?
Юрист, адвокат. А мама в молодости играла в театре, потом из-за нас, брата и меня, бросила.
И кем сейчас работает?
Она больше не работала: папа всегда очень хорошо зарабатывал. И брат стал юристом, работает во Внешторге. Сейчас опять укатил за границу.
А: он старше тебя.
На девять лет. Он уже даже женат второй раз.
Дети были от первого брака? не удержался я.
Нет. У него и сейчас их нет: он пожить любит, для себя. Я его первой жене иногда звоню; ее и родители мои любили. Жаль, все-таки, что у них не было ребенка: может быть, тогда не разошлись бы. Как ты думаешь?
Я пожал плечами: мы вышли на опасную тему, и отвечать на этот вопрос слишком не хотелось. Снял голову с ее колен, стал закуривать. Когда сделал первую затяжку, услышал ее другой вопрос:
А ты? Ты был женат?
Да. Был, ответил я, бледнея.
Долго?
Почти восемь лет.
И?
Да. Дочь. Вот так!
Небо постепенно затягивалось неизвестно откуда появившимися облаками. Оля молчала. Я улыбнулся, не очень-то весело:
Ну, вот! Теперь ты знаешь.
Она смотрела широко раскрытыми глазами и продолжала молчать.
Как бы дождя не было, сказал я. Поехали домой!
Купаться больше не будем?
Если хочешь. Я нет.
Тогда и я тоже.
Мы молча собрали и уложили в портфель оставшуюся еду и пошли к пристани. По дороге я наткнулся на сорванные мной купавки: они уже завяли. Молчали и когда ждали на пристани.
Настроение было испорчено, безнадежно. Тот я, которым был до встречи с ней и который уходил, когда появлялась она, и покорно плелся за мной где-то далеко сзади, так что его не было видно, а рядом с ней шел я другой: спокойный и уверенный, интересный и остроумный нормальный счастливый человек, оказывается, на самом деле был за спиной у меня. Я ошибался: он никуда не уходил. Он взял и подсунул мне тот вопрос о ее брате, который не следовало задавать, не рискуя вызвать ее мысль, почему я это спрашиваю. И он снова вошел в меня, отодвинул меня другого felixа, вновь сделал собой. Это произошло в ее присутствии, оно не только не помешало наоборот: она сама пустила его своим невольным вопросом. Сейчас она и я прежний, со своей бедой, обидой и тоской; со всем, что произошло со мной оно опять отчетливо встало перед глазами: стоило потянуть кончик нити, и клубок начал разматываться. Я слышу: