Кузнецов видел, как кони передней шеренги наступающих падали, пронзенные насквозь, на полном скаку, пролетев ещё несколько шагов юзом по камням, давя своих всадников. Те же, что тормозили, поднимаясь на дыбы или разворачиваясь по приказу своих седоков, узревших опасность, всё же налетали на колья брюхом или боком под напором летящих за ними. Ещё не полегла первая нестройная шеренга, ещё притормаживали несущиеся за ними всадники, готовясь перескочить через павших товарищей, как навстречу им полетела туча дротиков, и только после этого Калиб выхватил из ножен свою саблю и над телами раненых и павших коней и людей, началась сеча. Буквально через минуту поредевший отряд Хусейна уже был окружён кольцом превосходящего по численности противника. Четверть часа боя почти полностью уничтожили этот авангард султана, только израненному Хусейну с шестью воинами удалось пробиться назад и, припустив коней, бежать навстречу Джелаладдину.
Кузнецов был доволен. Не зря он вчера целый день тренировал войско дербентцев на те тактические построения и действия, которые привели к такому ошеломляющему успеху уничтожен полутысячный авангард противника, а потери среди дербентских воинов составили сорок человек убитыми и около того же покалеченных. Но главное Джелаладдин только завтра бросит все силы, чтобы уничтожить эту строптивую тысячу, а сегодня он уже больше не решится начинать сражение сходу, да ещё на ночь глядя.
Обсудив это с ещё не остывшим после боя Калибом, он приказал разжечь все приготовленные заранее костры. Демонстрация силы продолжалась.
Ахмед, получив сообщение об уничтожении ещё первой сотни воинов султана, больше не мог спокойно сидеть во дворце. Уже в седле он встретил второго гонца, радостно сообщившего о разгроме всего авангарда противника. Эмир больше не медлил и в сопровождении нескольких десятков всадников покинул Дербент.
Прапорщик Корзун, возглавлявший свою дежурную пятёрку, увидев проскакавший мимо форта отряд Ахмеда, послал за Николаем Седенко.
Эмир ушёл, сержант. Пока всё идет, как нельзя лучше.
Зашумела радиостанция, и сквозь её шипение раздался голос Кошкина: «Дербент, Дербент, я иду с опозданием, буду на вашем траверзе часа через три. Как поняли, приём».
Ну, вот и твой морской друг объявился, улыбнулся Корзун и передал на баржу, что понял хорошо, что через три часа ждет на связи, на волне УКВ.
Дело в том, что вся дальняя связь сейчас, как на заре радио, осуществлялась исключительно в коротковолновом диапазоне, так как не было ни ретрансляторов, ни радиорелеек, а тем более спутниковой связи. Короткие волны, конечно же, гуляли по свету, и по сути их мог поймать любой радист. Разговор на КВ это был разговор «на людях», а заговор с Кошкиным был именно заговор, не для лишних ушей, тут требовались УКВ.
Действительно, когда через три часа Корзун и Кошкин снова встретились в эфире, а было уже темно, они спокойно обговорили детали, и баржа, не зажигая пока огней, бросила якорь в семи-восьми кабельтовых от берега.
Николай, который не вылезал из наблюдательного пункта дежурного по форту, вскочил и, поблагодарив прапорщика, пошёл к своей пятерке.
Кроме дежурной группы Корзуна в форте оставалась группа Седенко и лейтенант Мережко. Все остальные, не считая, конечно же, штатских, убыли на Гюльгерычай, к Кузнецову.
Николай, взяв с собой брата, покинул форт и, через четверть часа они уже пробирались вдоль морской стены Дербента, заливаемые водой прибоя до колен. Стена эта стояла, достраивалась и перестраивалась уже не одну сотню лет. Когда-то, когда её только закладывали, до набегавших на берег волн было несколько десятков шагов. Перед стеной был вырыт небольшой ров, и еще один ров был вырыт от стены к морю. По этому второму рву стекала вода трех ключей, которая текла с гор в крепость по арыкам и, смешавшись с помоями от стирки, мытья посуды и купания самих людей, вытекала через большой проход в стене, который был шириной метра два и высотою от метра на краях, до полутора в центре. Проход был забран решёткой, склёпанной из толстых железных прутьев, которые основательно прогнили под наступающей на них морской водой. Ещё в ночь на вторник Николай пробрался сюда с ломом и (о, удача), она стала довольно легко разрушаться. Теперь с Сергеем они подобрались к этому проходу. Ещё несколько шагов, вот и она, преграда. Глаза, привыкшие к темноте, различали в десятке метров впереди силуэт северо-восточной башни, с которой просматривалось и простреливалось все пространство перед этим ржавым препятствием.