Я так и не поговорил с Мартой насчет Мэтью. Хотел, но не успел, из-за суматохи с Рауффом на краю стола лежал аккуратно запакованный сверток, с сэндвичами.
Хозяйке они сказали, что намереваются осмотреть окрестности. Привозить палатку они не стали, но Меир забросил на заднее сиденье виллиса рюкзаки, с притороченными к ним спальными мешками. На карте они отметили точку рандеву, с остальной группой. Осушив третью чашку кофе со сливками, Питер закурил:
Сэндвичи у нас получатся такими, как по дороге в Ставело он взглянул на Меира, ты тогда разогревал сыр, от гастрономии Фошона, над огнем спиртовки Меир вспомнил свой сон:
Он говорил, что один раз не успел. Голос был знакомый, но кто это? Я тоже не успел, в Ставело, и потерял отца. Но сейчас мы успеем, обязательно. Максимилиан понесет наказание, а я вернусь домой и восстановлю свое доброе имя. Я не погибну на краю земли, оставшись для своей страны якобы предателем. И вообще, мне надо вырастить Еву Меир решил поговорить с Мартой при встрече:
Я ей расскажу о письмах так называемого Аарона, о свидании Мэтью и советского агента, в Розуэлле. Мэтью не должен уйти от ответственности, не должен сбежать в СССР. Я вернусь домой, буду работать в Секретной Службе, воспитывать Еву. Понятно, что больше детей у меня не появится отогнав мысли о неизвестной девочке, из своего сна, Меир взглянул на часы: «Пора ехать».
Питер сверился с картой, в походной сумке:
До гостиницы сеньора Ланге тридцать километров, но по такой дороге и такой погоде, мы весь день будем наверх карабкаться. Шоссе все обледенело, тоже, как в Ставело Меир подумал:
Мы тогда лежали рядом в окопе и сейчас остались рядом. Правильно Марта сказала, война не закончится, пока жив последний нацист он потушил сигарету:
Вообще, если нам удастся, так сказать, поговорить с Рауффом с глазу на глаз полковник не закончил. Кузен покачал головой:
Безнадежно. Думаю, Адель давно мертва. Но ты прав, пусть он, по крайней мере, признается, где он бросил труп бедной девочки. Кларе станет легче, с могилой, куда можно прийти за дверью пансиона бушевала метель. Надвинув шапку на глаза, замотавшись до носа в шарф, Меир подергал цепи, на колесах:
Прорвемся. Хотя танк здесь бы больше пригодился по брезенту виллиса хлестал снег. Кузен кинул между сиденьями термосы:
Спиртовка у нас есть, сухой суп, кофе и шоколад, тоже. Правда, шоколад скоро станет льдом он завел машину:
Ничего, мы разогреем плитки виллис, зафырчав, пополз по безлюдному городку, к выезду на северное шоссе.
Машина едва ни ткнулась решеткой радиатора в еле видный за метелью, высокий столб. Питер заглушил мотор:
Вообще зря мы не взяли рацию. Джон говорил, что в Сан-Тельмо, в армейских лавках, ему предлагали десантный комплект. Сейчас бы связались с северной группой Меир подышал на обледеневшее стекло:
Северная группа, южная группа полковник, слегка, усмехнулся, объединенные силы союзников в составе шести человек он, внимательно, рассматривал столб:
Я уверен, что сеньор Ланге имеет в своем распоряжении инженеров. В конце концов, у него в руках кузина Констанца, хотя она не станет работать на нацистов. В общем, эфир он слушает, даже в такую погоду. Твой, то есть наш общий знакомый, далеко не дурак приоткрыв дверь виллиса, Меир впустил в машину злую поземку:
Здесь написано, что мы приехали в отель «Горный приют». Ворота, кстати, открыты, но виллис туда не проберется, двор завалило снегом по карте выходило, что они поднялись на полкилометра над уровнем моря. Питер включил фонарик:
Тридцать километров заняли у нас три часа. Словно мы ехали на паровой тележке, создании знаменитого инженера, сэра Майкла Кроу несмотря на полдень, фонарик еле справлялся со снежной полутьмой. До озера Фаньяно оставалось еще столько же:
Горы на северном берегу выше Питер помнил карту, там вершины в полтора километра. Здесь хребет снижается, идет к побережью океана машину они не заперли:
Потом мы час провозимся с ключами, по такому морозу Питер помахал руками, в кашемировых перчатках, кроме гуанако, здесь никого не водится, а они живут на равнинах миновав скрипящие, сделанные в альпийском стиле, ворота, они остановились на заваленном сугробами дворе. Гостиница, трехэтажное шале, под остроконечной крышей, темнела черными провалами окон. Меир задрал голову: