Ничего, даже если у нее не будет молока, младенца выкормят. Я всегда позабочусь об Эмме, о своих племянниках. У меня нет никого, ближе них он вдохнул запах дезинфекции и талька:
Никого нет ближе. У 1103 был ее русский, брат Мухи, но летчик давно гниет в могиле. Она пишет детские книжки, в Норвегии она преподавала какому-то деревенскому мальчишке. Даже у нее есть какие-то чувства, есть сердце в дверь, робко, поскреблись. Второй врач покашлял:
Партайгеноссе фон Рабе, звонили из комплекса. Фрау Эмма себя плохо почувствовала, на прогулке. Кажется, у нее начались схватки Макс посмотрел на часы:
Ладно, проклятая упрямица никуда не убежит, я ее потом навещу. Эмма важнее обернувшись к врачу, он приказал:
Готовьте палату для графини, я сейчас ее привезу девочка в ящике захныкала, сморщив уродливое личико. Макс, не оглядываясь, вышел в коридор.
На тонком пальце поблескивало кольцо, тусклого металла.
Констанца прислонилась лбом к прохладному, влажному стеклу. Местность напомнила ей плоскогорье, вокруг озера Мьесен. Она рассматривала очертания далеких гор, на горизонте:
Только здесь более влажные зимы, рядом океан. Озеро Мьесен находилось выше над уровнем моря, в глубине континента Констанца знала, куда ее привезли. Ей не требовался атлас, или карта:
Отец, наверное, обрадовался бы, что я разбираюсь в географии пришло ей в голову, Стивен говорил, что папа с ним занимался, почти каждый день. То есть, когда он был в Лондоне, а не в экспедиции рыжие ресницы слегка, дрогнули:
Все не больше, чем эмоции Констанца провела пальцем по стеклу, ты не можешь помнить ни отца, ни матери. Тебе был год, когда они покинули Англию. Они оба давно мертвы она только, смутно, помнила ласковый голос:
To see the fine lady upon the white horse запахло опилками, ароматным сеном. Детская ручка, смело, протянулась вперед:
Это белая лошадь, мама второй голос, тоже женский, ахнул:
Джоанна, ей еще года не исполнилось, а она так хорошо говорит Констанца, мимолетно, улыбнулась:
Ложная память. Стивен там был, он мне все рассказал. Я повернулась к тете Элизабет и отчеканила: «Меня зовут Констанца». Мне было одиннадцать месяцев она прислонилась щекой к окну.
Стекла здесь стояли пуленепробиваемые, как в Пенемюнде. Электричество в коттедж подавалось централизованно. Ночью Констанце разрешали только термос с кофе. Молчаливые солдаты, два раза в день, обыскивали почти голые, унылые комнаты.
Присев на подоконник, взглянув в глаза Эйнштейна, Констанца нашарила зажигалку. Курить ей позволяли. Двери комнат снабдили глазками. В передней постоянно находился охранник:
Солдат возвращается на пост, только когда он приходит Констанца вдохнула дым виргинского табака, не думай о нем, он труп, как и все остальные, вокруг. Брат Степана тоже мертвец. Степан жив, я знаю. Он прилетит за мной. Пока мы вместе, смерти нет вкрадчивый, тихий голос зашелестел в ухе:
Но вы не вместе, давно не вместе. Ты понимаешь, о чем я пепел упал на деревянные, не прикрытые ковром половицы. Констанца заставила руку не дрожать:
Это насилие, как в Дахау, как в Пенемюнде. Моей вины здесь нет голос усмехнулся:
Один раз ты решила, что не можешь жить дальше. Сейчас ты боишься, ты давно могла бы поставить точку. Тебе выдают чулки, ты знаешь, как это делать Констанца потрясла головой:
Опять эмоции. Никаких голосов не существует, это обман психики. Мне хочется с кем-то поговорить, хочется увидеть брата или Степана. Хочется вырваться отсюда Эйнштейн, на портрете, разомкнул руки. Констанца услышала пожилой, надтреснутый голос:
Доктор Кроу, мы состояли в переписке. Я помню строки из вашего довоенного послания, касательно работ группы Ферми. Мы обсуждали затруднение, с расчетами забытая сигарета жгла пальцы Констанцы:
Я написала, что незачем усложнять решение, предложила более короткий вариант уравнений Эйнштейн кивнул:
Именно так, незачем усложнять. И сейчас все просто. Достаточно вам попросить, как все вокруг он повел рукой, изменится к лучшему Констанца закрыла глаза, крепко зажмурив веки:
Редкостная чушь. Фотографии не разговаривают и не двигаются. И я ничего не стану просить у голоса в моей голове, являющегося акустической иллюзией. Мне надо успокоиться, и все исчезнет до нее донесся короткий смешок: «Как знаешь».