Ну, как?
В общем, шикарно. Усмехнулся Генри. Только звезды космического генералиссимуса должны быть обрамлены радужной короной.
Псих хлопнул себя по лбу:
Да, это верно! Когда мы покоряли крабовидную туманность, против нас сражались кузнечики и у них были такие пышные звезды. Словно цыплячий пух. Он попытался встать на голову. Замечательно было.
А я служил в спецназе! Подал голос, скрюченный, привязанный к кровати псих. Я дважды герой СССР и трижды России, контуженный.
Ой, да ты хоть служил в армии? Подал голос другой сумасшедший. Я вот агент спецслужб, и лично стрелял в Кеннеди.
А в Саадамушку?
Это я его повесил!
В дверях появилась молодая, симпатичная медсестра, она спросила новичка:
Ну, как самочувствие?
Во рту что-то сушит, и спать хочется! Сказал Генри.
А ты, случайно, не колдун?
Да, я волшебник. Колдун это грубо.
Значит, дополнительный укол аминазина не помешает.
Генри пробовал протестовать:
Я совершенно здоров.
Это ты главврачу будешь говорить. Помоги, Просперо.
Санитар подскочил к вяло сопротивлявшемуся Генри, пациенту вкололи такую дозу дури, что юноша уплыл.
Пришел в себя, когда психов выводили на обед. Ощущение паршивое, перед глазами плывет. Пабло Пикассо сказал ему:
Если хочешь, чтобы тебя перестали колоть, не называй себя Генри Смитом.
А как называть?
Коси под потерю памяти, тогда тебе не будут давать сильные нейролептики, от них ты и в самом деле свихнешься. И так у тебя кукушка добрая.
Вообще-то я пользовался совой.
Кукушка, это жаргон, обозначает, крыша поехала. Объяснил Пабло Пикассо.
Крыша! А, ты имеешь в виду, будто я сошел с ума!
Да. Понял? Вообще ты говоришь с акцентом, словно иностранец.
Я англичанин! Русский выучил в школе магов. Как язык вероятного противника.
Ого! А что, в России тоже колдуны есть?
Конечно! И они как простые люди живут среди вас.
Это интересно! А Кашпировский тоже из ваших?
Нет! Но у него большой магический потенциал.
Стулья в столовой были раздвижные, прикрепленные к обитому мягким пластиком столу. Стоял, недавно купленный, широкоэкранный телевизор, прикрытый бронированным стеклом. На противоположной стене нарисована стая оленей, среди которых, невесть зачем, затесалась русалка. Психов собралось приличное количество и за ними следили сразу несколько дюжих санитаров в желтых халатах. В очереди на обед возникла перебранка. «Римский папа», он называл себя Иоанном Павлом третьим, пробовал протиснуться первым.
Я, высшее лицо! Первый христианин мира.
Его оттолкнул «патриарх».
Врешь, ты архиеретик.
Лишь одни, тощий, молодой человек, заросший реденькой бородой, объявил:
Будьте скромными, братья мои! И я прощу ваш грех, походатайствую перед Отцом за вас.
Это сам Христос. Шепнул Мигель Анджело. Он себя раньше называл Мария-Дэви Христос, а теперь, просто второе лицо Троицы. Когда к нам приходил батюшка, то этот парень спросил его:
Почему ты, подобно апостолам, не падаешь передо мной ниц?
Батюшка на это ответил:
Святой дух не подал команды!
Это не смешно! Больные люди! Сказал Генри.
Пабло Пикассо усмехнулся:
Ну, кто бы говорил!
К окошку подошел небритый человек, и попросил двойную порцию.
Я святые Петр и Андрей, нам на двоих!
А рот один на двоих, получите и так! Грубо ответили там.
Двуликий святой заупрямился:
Мы очень голодные! Лекарства пробуждают жуткий аппетит.
В ответ смешки.
Появился еще один сумасшедший, он объявил себя большой советской энциклопедией.
От меня сбежали Сталин и Алехин. Можете посмотреть, опустело несколько страниц.
Какой-то подросток, на вид не старше шестнадцати, с бешенными глазами, жужжал и крутил штурвал, словно летал на самолете.
Я арийский камикадзе! Во всю глотку кричал он. Сейчас тараню.
Санитар схватил его за плечо и встряхнул.
Успокойся камикадзе, а то всажу тебе пару-тройку таких уколов, что окочуришься.
Подросток притих, лишь лицо нервно дергалось.
В очереди стало спокойнее, лишь одни молодой человек выкинул кашу в мусорницу:
Я Генрих Наварский и меня хотят отравить! Коварная Екатерина Медичи и здесь преследует меня, подсылая убийц.
Генри спросил:
Если ты король, то где твоя свита?!
Ты будешь моей свитой. Предложил юноша. Ты кто?