Не любит убираться и мне не дает. Творческая натура! с уважением вымолвил Урдальф. Приходится наводить здесь порядок, пока его нет дома. И то все время боюсь, что он за это превратит меня в диванную подушечку или в какую другую хозяйственную мелочь. Говорит, что после меня ничего найти нельзя. И вы весь в него. В вашей комнате все то же самое.
Извини, Урдальф, я уберу, смутился Илья.
Вот еще, я сам уберу, оскорбился Урдальф. А то зачем я тогда здесь, спрашивается?
В кабинете Гвендаля тоже было много книг, и они также были написаны странными буквами на странном языке, но в них Илья как ни старался, не мог разобрать ни слова.
Колдовство, сказал Урдальф, видя, как Илья с недоумением смотрит в большую толстую книгу в кожаном переплете. Даже и не пытайтесь разобраться в этой премудрости голову сломаете. Гвендаль один может читать эти книги. Только он и такие же, как он. Вы лучше пишите свои. Уж очень хочется прочесть что-нибудь ваше новенькое. Я ведь все ваши книги прочел. Гвендаль перед тем как отдавать их Себастьяну, всегда мне давал почитать.
Илья очень хотел написать новую книгу. Но работа отчего-то не клеилась. Дни шли за днями, а в голове не слагалось ни единой строчки. В конце концов, Илья решил, что будет вести дневник, записывать все, что с ним приключилось в Ильраане, а когда материала наберется достаточно, напишет книгу.
«Ведь мне когда-нибудь надо будет вернуться обратно, говорил он себе, и тут же сам себя спрашивал: А надо ли?» Илья очень полюбил свою новую жизнь. Такую непохожую на прежнюю, но уютную и спокойную. Единственное, чего ему не хватало это присутствия Гвендаля, по которому он очень скучал. Но рано или поздно он должен же был вернуться!
***
Это самое, господин Элиа, сказал Урдальф однажды утром, в начале четвертой недели пребывания Ильи в Ильраане. Есть одно дельце. Монеты у нас заканчиваются. То, что оставил Гвендаль, уже подрастряслось. Не пора ли вам сходить в свой банк? Этот проходимец книгоиздатель ведь положил на ваш счет денежки?
Да, подтвердил Илья. И говорит, сумма немалая.
Вот и хорошо, обрадовался Урдальф. Надеюсь, гном не врет. Нам бы чуть-чуть из этой немалой суммы на хозяйственные нужды, а, господин Элиа?
Да, конечно, согласился Илья, для которого мысль о том, что у него есть деньги, была довольно странной.
Хотя, все теперь было странным. Только успевай привыкать.
Пойдем сейчас? спросил он гоблина. Я никогда раньше не ходил в банк.
Оно и видно, сказал Урдальф, скептически окинув взглядом свободные штаны на подтяжках и рубашку в полосочку, в которых Илья слонялся по дому. Надо бы вам надеть отглаженные штаны, рубашку с запонками, кафтан, жилет, шейный платок. А уж носки и ботинки, он посмотрел на босые ноги Ильи, это просто обязательно.
Это уж слишком, возразил Илья. Я же в банк собираюсь, а не жениться.
Обычно заботу и назидания Урдальфа он переносил с молчаливым смирением, но тут не удержался и съязвил.
Если будете так плохо есть и останетесь таким худым, ни одна невеста за вас не пойдет, не поняв юмора, серьезно заявил гоблин.
Как-нибудь выкручусь, пообещал Илья, и чтобы Урдальф остался доволен, пошел в свою комнату, переоделся и обулся, как ему было велено.
***
Илья часто спускался с холма, на котором стоял дом Гвендаля, чтобы побывать в Ильрагарде. Но в банк за деньгами он шел впервые и потому совершенно не представлял, что должен делать.
Себастьян сказал, что этот банк называется Кубышка, сказал он Урдальфу, когда они вошли в город через Южные ворота. Но, честно говоря, я в тот момент думал совсем о другом и даже не спросил, где он находится. А ты знаешь, где это?
Конечно, усмехнулся Урдальф. На Денежной улице, где же еще? Это сразу направо от Площади с Фонтаном. Там находятся все банки Ильрагарда. Кубышка, между прочим, самый лучший банк. Хоть за то уважаю гнома, что он знал, куда поместить ваши деньги.
Денежная улица оказалась коротенькой, но широкой и очень оживленной улочкой. Даже в ранний час по ее мостовой разъезжали повозки, а на тротуарах было не протолкнуться от народа. Дома на улице располагались не строго в линию, вдоль тротуаров, а как придется. Одни выдавались вперед, другие отступали назад. Какие-то были повернуты к улице фасадом, а какие-то обращены торцом.