Сари добрыми пожеланиями и шутливыми извинениями рассеяла набежавшую тень сомнения и страха, вводя их в что-то сказавший дверными петлями и крылечком (новеньким, из подогнанных без шовчика досок) низенький дом. На правах хозяйки, она громко подвергала критике воздух (он и, впрямь, отдавал чуточку затхлостью), паутину (ни одной не приметили Веда и опрятный, как белка, дракон) и качество воды (из ручья), которой предполагалось наполнить ванну литую чашу из латуни с головою хищной птицы и на птичьей массивной лапе.
Всё это были забавные пустяки дом был хорош и просто-таки извертелся, ожидая именно их.
Показав две спаленки (при этом Сари весело сверкнула янтарными добрыми глазами) и гостиную (без дерева, зато с отменной деревенской мебелью), хозяйка сама заботливо и, бормоча что-то про водопроводчиков, повертела чудесно работавшие латунные краны и, похлопав лапою без признаков когтей по стопочке пёстрого, наглаженного, как страницы в книге, постельного белья, ушла, сказав у порога:
Да, и если, что нужно Да я сама, впрочем, через часик зайду.
Я прослежу, чтобы он к этому времени во что-нибудь завернулся. Пообещала акула, и Сари, хохотнув, ушла, потрогав Ведину сумочку на крючке у двери.
Веда громко прошептала:
Это ненатуральная. И Сари в окно погрозила ей кошачьим кулачком.
Веда слышала, что та напевала на родном языке.
Акула без колебаний присвоила себе первое право испытать диковинную ванну и окунуться в прохладную, хотя и горячий кран был исправен, воду ручья, наполнившую ложкообразное углубление на седле птицы. Выкупавшись, и, по возможности приведя в порядок одежду, она принялась рассматривать полку в гостиной.
Веду привлёк необыкновенно широкий корешок малюсенькой и толстенькой книги, жёлтый в чёрный горох. Акула подцепила чистым пальчиком каптал из оранжевого бархата и любопытно заглянула на обложку, не вытаскивая книги.
Подарок. Пояснил чей-то незнакомый голос в окошке, со шпингалетами коего смог справиться только дракон.
Веда подошла к низкому подоконнику с книжкой под локтем и высунулась в окно. Там стоял в чёрной сутане леопард. Лоб его был высок, из-за чего голова приняла яйцевидную форму.
Подарил один критик Красуясь на фоне утёса, молвил гость. Специально приезжал Хотел книжку о нашем, забытом Орсом, месте писать, кажется, а, впрочем, чёрт его знает, что он хотел.
Веда встретилась с пришлецом взглядом глаза у того зеленели, как мурава, и блестели от сдерживаемого смеха. Веда сразу поняла, что перед нею весёлый пройдоха и то, что называется «в семье не без урода».
И что же, написал он? Ещё высунувшись, спросила она.
Леопард оглянулся туда-сюда и, приблизясь, с томным видом потупил глазки.
Написал наверное.
Веда захихикала. Гость поправил белый высокий воротничок и, подняв глаза, нравоучительно заговорил:
Рискуя быть неправильно понятым, я бы сказал, что мы его съели но
Они оба ещё потерпели, но внезапно расхохотались разом. Привлечённый звуком, дракон явился с крыльца (где он тайно и тщетно пытался отчистить скорлупу украденного яйца с подмётки) и замаячил за плечом Веды. Увидев его, пришлец мгновенно смех прекратил и с достоинством пригласил их от имени всеобщей любимицы, «нашей общей знакомой» повечерять в обществе, более широком, нежели то, в коем они сейчас имеют честь пребывать.
Они застали посёлок совершенно переменившимся всюду кишели жители. Столько пёстрой шерсти Веде не доводилось видать ни разу, хотя Пусик, которого она (мельком) вспомнила, в младенчестве размотал не один клубок, купленный нарочно для него, что ничуть не шокировало продавцов, которых НН непременно оповещала, для какой цели приобретается дорогой товар.
Улицы мягко колебались, похожие на коробку для рукоделия с напрочь перепутанными нитками, в которые забралась мышь. Многие леопарды были в кожаных тиснёных портупеях с широкими поясами, ладно перехватывавшими их атлетические в большинстве фигуры. К поясам крепились многочисленные предметы: по-видимому, род кортиков в кожаных же ножнах, что-то вроде портняжных варварского вида ножниц с колпачками на страшных, крестообразно сходящихся остриях, и небольшие, с Ведину ладонь, треугольные лопаточки.
Как вам гостеприимство нашей страннолюбивой тётушки? Мимоходом спросил молодой пастор, всё время занимавший, в особенности, акулу презабавным разговором по поводу ксенофобии.