Игра была сделана. Они дружески похлопали друг друга: леопард гостя по плечу, Всеволод хозяина по предплечью.
Спасибо, что составили компанию. Благодарил хозяин, провожая гостя к выходу.
Он ещё похвалил качества Всеволода-игрока, и они затоптались у порога.
Но как бы тот бедолага мог убедить, что ему не поблазнилось? В раздумье сказал леопард.
Да, как? Вежливо отозвался Всеволод.
Леопард помедлил.
Пустяк. Двумя словами.
Он наклонился к уху Всеволода, возле которого недавно свистнул мазик, и что-то нашептал.
Затем он почти вытолкал Всеволода, или у дракона создалось такое впечатление.
Посмеиваясь, гость Шанаэля миновал дворик и, по выражению Веды, «двинулся» по главной улице. Скоро он услышал лёгкий шаг позади, у левого плеча.
Негромкий голос он не сразу узнал этот голос спросил:
Что тебе показалось?
Простите? Ответил Всеволод, оборачиваясь, но тень настигла его и в полосах света Бриджентис он увидел, что тень не прячется и превратилась в пастыря Григория.
Тёмный и тихий пастырь был мало узнаваем, смеха в его глазах никто бы не сыскал, и высокий лоб Григория мучительно белел. Пестринки выглядели исказившими лоб морщинами.
Тебе что-то показалось, ведь так? Ты напуган, но не бойся тебе показалось.
Они шли молча.
Кого ты видел? Властно спросил молодой пастырь.
Того, Кого видел. С насмешкой бросил дракон. Я сам найду дорогу, ступай.
Но тебе показалось. Так? Не смутившись хамским тоном, приставал ночной прохожий.
Всеволод остановился, вгляделся в напряжённую морду зверя и отчётливо проговорил:
Меч заострён.
Тот отшатнулся с приоткрытой пастью. Светящиеся угольки прикрылись веками, Григорий успел скрыть выражение своих глаз.
Пустяки. Опомнившись, отмахнулся он и с шипящим в глазах смехом уставился на Всеволода.
Тот дёрнул плечом и пошёл прочь. Пастырь в смятении шагнул туда-сюда и бросился следом. Кошка видела в темноте, как удаляются покачивающиеся плечи. Потом услышала:
Это был он.
Всеволод прислушался. Шелест одежд был ответом, и тревожный голос размышлял вслух:
И великий праведник поверил и уже ступил было со столпа на огненную колесницу, присланную для него. Знаешь, кто прислал колесницу на самом деле? Кого он увидел? Праведник-то?
Меч заострён.
Ты уверен? Не слишком ты мнишь о себе?
Бриджентис плыла над дорогой совсем низко. Всеволод, отвечая, каждый раз смотрел на неё.
Право, ты мнишь о себе.
Лёгкий смешок задрожал в темноте, но осёкся: смеявшийся хотел удержаться.
К тебе, ящерице в человечьей шкуре, Великий пришёл. Да ты безумен.
Темнота молчала. Наконец, голос посетовал:
Я понял. Ты хороший человек. Но ты упрям, ты простодушен.
Шаги Всеволода и кошачья поступь пастыря были едва слышны.
Не знаю, каков я. Знаю, что приходил Он, про которого ты спрашивал.
Ты не видел Его?
Не видел..
Откуда же твоя уверенность, дракон?
Всеволод вспомнил кое-что и тоже подавил лёгкий смешок.
Я видел Его сердцем, искуситель.
Началась, тянулась и воцарилась тишина. Всеволод подумал, что Гришка отстал и он остался один.
Вкрадчивый голос снова возник:
И всё же ты заблуждаешься.
Всеволод молчал..
Что ты скажешь мне ещё, упрямец?
Меч заострён.
Надоеда-пастырь отвязался, потерялся в темноте. Всеволод услышал прыжок мягкого тяжёлого тела, проблеяла калитка, и Ловарня, и без того тихонькая, канула уже в абсолютную, ничем не нарушаемую тишину. Под деревьями мигали огоньки, сопровождая дракона.
У пустыря он подождал. Вроде такой же огонёк сиял под меловым утёсом, но только Всеволод вгляделся, как пропал огонёк.
Пёстрые простыни.
Всеволод подумал про них, совсем как Веда, чуть более часа назад, но не с алчным нетерпением, с нежностью, пожалуй.
Его порция пеструшек ожидала в гостиной, погружённой во мрак, как и весь дом под меловым утёсом, как и вся Ловарня, огоньки которой гасли за его спиной, пока он шёл по выбеленному и мокрому от света Бриджентис пустырьку.
За час перед рассветом акула открыла глаза во вздрагивающей от гаснущего сна темноте и поняла, что происходит что-то и происходит уже давно.
Неслышно она оказалась у окна, сначала спустив ноги в мутное пятно уходящей Бриджентис, устроившееся на циновке у кровати.