Жаль, что не существует техники, передающей фотографии сюда, на пост охраны пожалел сержант, мы не видим, что за машина перед нами ограду Лос-Аламоса снабдили фотокамерами, работающими даже в темноте:
Наверху, наверное, черно, как ночью подумал сержант, диспетчеры сказали, что торнадо сопровождается грозой. Странно, какие грозы в августе, в пустыне опять заревели трибуны. У сержанта, внезапно, отчаянно, заболела голова. Он покосился на напарника:
Он какой-то бледный. Надо позвонить наверх, попросить принести аспирина сержант снял телефонную трубку. Вместо привычного гудка он услышал шорох:
Словно змея вьется, среди камней он не разобрал, мужской это, или женский голос:
Алан ласково шептала трубка, матушка посылает тебе привет. Она тоже слушает бейсбол, Алан отец охранника погиб на первой войне. Мать водила мальчика на стадион «Янкиз», рассказывая, как они с отцом ходили сюда на свидания:
Твоя матушка, Вайолет, сейчас поговорит с тобой пообещал голос. Охранник потряс головой:
Что за галлюцинации из радиоприемника донесся веселый, знакомый голос:
Алан, сыночек, здравствуй. Со мной все в порядке. Посылаю тебе свою любовь трубка выпала из рук на стол, сержант сглотнул:
Фред, ты слышал что-нибудь, необычное напарник, блаженно, улыбался:
Моя невеста, Алан. Я тебе фото показывал. Мэри сейчас со мной говорила, по радио. Идет особая программа, они берут интервью у девушек, будущих медсестер невеста напарника работала в госпитале, в Цинциннати, и училась в колледже:
Она выступает напарник подкрутил рычажок, вот ее голос Алан опять услышал бруклинский акцент матери:
«Янкиз» обязательно выиграют. Помнишь, как ребенком ты носил кепку, с эмблемой команды кепку сорвал ветер, на стадионе, когда сержанту было восемь лет:
Ты плакал, сыночек, просил у меня купить новую кепку, но у нас не хватило денег охранник поморгал. Прямо перед ним, на столе, лежала новая, с иголочки, детская бейсболка «Янкиз»:
Откуда здесь кепка появилась пальцы прошли сквозь воздух, трибуны опять заорали. Напарник улыбнулся еще шире:
Мэри, иди сюда. Садись ко мне на колени сержант все пытался схватить бейсболку.
Шлагбаум поднялся. Темный форд, не снижая скорости, пронесся мимо будки. Из радиоприемника звенели женские голоса:
Я Банана Чикита
И я пришла сказать:
Не ешь банан зеленым,
Он должен дозревать
За спинами охранников, на щитке у двери замигала красная кнопка. Включился внутренний лифт. Подъемник пошел наверх, в закрытую для посторонних, лабораторную зону.
По заветам мудрецов, особые, субботние шахматы сделали из серебра.
Рядом с доской, из слоновой кости и черного дерева, догорали свечи. Трещали фитили, расплавленный воск капал на тусклый металл подсвечников. Внизу, за окном туман становился сумраком. На небе выступили крупные, яркие летние звезды. Ханеле еще слышала голоса дочери и внучки:
Шалом-алейхем, малахей а-шарет, малахей эльон
Идите с миром, ангелы небесные она слегка улыбнулась, оставьте земные дела людям девочки всегда проводили с ней вечер Субботы. В доме пахло куриным супом, с домашней лапшой, выпечкой и пряностями. На фарфоровом блюде лежала свежая, румяная хала, прикрытая вышитой салфеткой. Ханеле показалось, что над густой дымкой, среди звезд, промелькнула тень птицы.
Нет, они сюда не заглядывают, усмехнулась женщина, в своих краях им привычнее. К тому же, они на меня обиду затаили. Мол, не помогла им. А что я должна была сделать? она пожала стройными плечами, под строгим, закрытым платьем:
У них своя семья, а у меня своя. Каждый человек, в первую очередь, о своих ближних заботится. Я выполняю свой долг закутавшись в шаль, Ханеле вернулась к столу.
Здесь никогда не бывало слишком холодно, или слишком жарко. Шаль Ханеле носила больше по привычке. Дочь и внучка рассказывали, что за пеленой тумана, в городе, летом дует теплый ветер, а зимой, черепичные крыши покрывает снег.
Вы бы спустились в Иерусалим, мама робко сказала дочь, к Стене бы сходили, увидели, кто в городе собрался покраснев, она смешалась. Дымные, серые глаза Ханеле были спокойны:
Я вижу, милая. Иерусалим, он здесь Ханеле прижала руку к сердцу. Иногда она все-таки навещала Стену, по ночам, когда квартал спал: