Победного! Костя с жаром пожал ему руку.
А финны с финнками в финских банях..
пусть финками бреют финнские яйца!
Друзья расхохотались.
Слушай, а они свинину едят?
Да хрен их знает! Тебе зачем?
Дак подложим.
И снова хохот.
Двое русских продвинутых мужиков задумали финку финнам в бок. И не в темной подворотне, а прямо в просторном кабинете директора энергоремонтного предприятия, ставшего структурным подразделением совместного русско-финнского холдинга «Фортуна». От тех, что караулят по подворотням, можно откупиться наличностью из кошелька, а вот от этих такой мелочью не отделаешься. Ишь, как регочут!
Нареготавшись.
С кого начнем?
Сверху вниз тех, кто нам нужен.
А если
«Отключим газ!» То бишь выгоним на хер с плохой записью в трудовой книжке. Кто не с нами, тот против нас!
Что, так сразу со статьей? удивился Инночкин.
Почему «сразу»? усмехнулся Рубахин. На любого что-нибудь наскребется.
И подмигнул:
С кадрами надо работать.
Нажал кнопку селектора:
Ксения, заместителя по производству ко мне.
Через минуту звонок. Голос Барашкина:
Вызывали, Соломон Венедиктович? Сейчас приду!
Что-что, а угодить начальству Мустафа Абрамович умел. Исконно русскому человеку, коим считал он своего директора, люба правда-матка в глаза с последующими искренними раскаяниями и извинениями мол, заблуждался, шеф, прости подлеца. Что и практиковал почти ежедневно.
Простите меня великодушно, Соломон Венедиктович, тенорил Барашкин, прижав к груди обе ладони. Не врубаюсь.
Рубахин строго:
Раз не врубаешься, садись нахер за стол и пиши заявление по собственному желанию.
На хер или за стол?
Однохерственно! Впрочем, если остроумия некуда деть, иди в цирк коверным работать! А хочешь остаться у меня и не лизать финнам жопу, пиши заявление на увольнение. Предупреждаю: не создавай на ровном месте проблему выгоню по статье.
Обижаете, Соломон Венедиктович! Барашкин широко улыбнулся. Вы ж для меня, как теща родная
Садись, пиши, Рубахин дал понять, что разговорная часть завершена.
Главный инженер Рылин был следующим. Глубоко посаженные недружелюбные глаза, сжатые в ниточку губы и тяжелый подбородок выдавали в нем человека, руководствующегося в жизни принципом: «а мы постоим на своем настоим».
С полуслова поняв директора, он «врубил дурака» делал вид, что ужасно озабочен состоянием дел на производстве.
Я им говорю: как вы могли забыть вагончик в Ебурге? Вагончик! Это вам не будка собачья. Кстати, Костя, твои орлы.
Да хер с ним! успокаивал ретивого служаку директор. Забудут, потом себе заберем. Ты что ли остаешься?
А эти-то что удумали, уроды, продолжал нести «пургу» Рылин.
Рубахин долго и внимательно его слушал, склонив голову на бок и сохраняя спокойствие.
Слышь, Рылин, Соломон Венедиктович повертел перед собой ладонями, будто кубик Рубика собирал. Ты должен быть в курсе, как ежи размножаются.
Тут главный инженер умолк ошарашенный.
К чему вы? спросил, промокнув платком лоб.
Сейчас узнаешь, и попросил секретаря вызвать главного бухгалтера.
Н. Л. Шулленберг не заставила себя ждать. Дама была аппетитногубая, полногрудая, но с тоненькими ножками, трепетавшими при каждом шаге от многопудовой нагрузки этакий перекормленный Наф-Наф на копытцах.
На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера начала главный бухгалтер, едва войдя в кабинет.
Да на хрен! отмахнулся Рубахин. Ничего нам не нужно на следующий год. Потому что следующего года для нас не будет.
Рылин и главный бухгалтер в недоумении уставились на него.
Ну-ка, повторите, Нина Львовна, что вы мне про этого субчика говорили, Соломон Венедиктович ткнул пальцем в главного инженера.
Женщина потупилась, будто ей сделали предложение, и заворковала вкрадчиво:
А вот пусть объяснит, уважаемый Владимир Викторович, почему у него постоянно не сходятся отчетности по командировочным.
Рылин не стал запираться, а сразу же перешел к оправданиям.
А я не могу подрывать дисциплину в коллективе перед сдачей объекта. Рука не поднимается выдавать деньги на пьянство. Лучше я их
Сам пропью! закончил Рубахин.