Оборотень совсем остановился и подпнул что-то в листве:
Ну вот, знак, что на сегодня далее ходу нет.
Кости! мрачно процедил Карислав.
В листве действительно белели остатки человеческого скелета.
На самом деле помороки леса, опасные для нас, начинаются только отсюда, где на деревьях появляются все эти ползучие растения, Оборотень еще раз огляделся. Предлагаю переночевать здесь, не входя под «завеси».
Предлагаешь! Карислав возмущенно стукнул по стволу дерева. Только не надо вот этого, таких вот «предложений», ты прекрасно знаешь, что мы от тебя зависим теперь во всем.
Не надо так не надо. Оборотень с трудом подавил злость. Ломайте сухие сучья с деревьев, да смотрите, не отходите далеко.
Все молча разошлись. Когда ночь неожиданно накрыла лес непроницаемым мраком, у путников горел яркий костер и свет его казался единственным оплотом от слетающихся на запах человека злых духов.
III
Ночь была сырая и теплая. Костёр трещал, разбрасывая искры, которые умирали так и не добравшись до неба, где могли бы стать звездами, как те, что выпали из под молота Сварога в небесной кузне. Лес затих, ничем не выдавая таящейся в нем угрозы. Только белые ночные мотыльки бездумно летели в пламя, словно пытаясь упредить о том, какая судьба ждет людей, дерзнувших войти в лес.
А ты не мог бы рассказать, что нас ждет впереди? Золотинка обратилась к проводнику. Она старалась не называть Волка-Оборотня по имени, слишком хорошо зная, как много значит всякое из имен.
Оборотень, слабо освещенный огнем, задумался, поправил дрова в костре, и, ни на кого не глядя, заговорил:
Там, где мы сейчас, довольно безопасно. По крайней мере, днем. А вот дальше на деревьях завеси. За несколько лет разные вьюны в целой громаде леса вдруг вымахали толщиной с руку, а то и более, и длины немереной, опутали деревья как паутиной. Вот там то, на деревьях, и поселились мерзкие твари, которые не прочь полакомиться человечинкой. Ну да вы видели кости. Шилмасы довольно глупы, но не лишены коварства и хитрости. В таких местах полно их ловушек.
А на сколько опасны они сами? поинтересовался Святомор.
Шилмасы медленно бегают, но ловки и мускулисты, лучше не давать им спрыгивать тебе на шею. А так, еще машут здоровенными сучьями, но ни умением, ни ловкостью в том не обладают. Главное не попасть в их ловушки, вряд ли они посмеют напасть на нас в открытую. Хотя, Оборотень отодвинулся немного от костра и прислушался. Хотя лучше ожидать всего, что может быть худшего. Ежели не случится мы в выигрыше, а ежели произойдет мы будем готовы. Корбовому лесу нельзя доверять.
А правда, что лес прокляли недомерки?
Ха! Недомерки! Нашли виноватых. Люди своими раздорами прокляли самих себя и отравили этим и лес. А все этот Шлем. Итарградцы так тряслись над ним, а сиверяне и восточные роды так стремились завладеть Итар Шлемом, что тень их взаимной вражды легла и на лесных людей. Война Вадимира итарградского князя и людей леса, как вы знаете, окончилась ничем. Вернее тем, что по западной границе леса легла полоса отчуждения, на которой люди не желали селиться. В таком-то проклятом и политом кровью бывших побратимов месте и поселился прибредший неизвестно откуда Ужас.
Ужас? встрепенулась Велена. Кто это? Мы столько слышали
Вам лишне пока будет знать об этом. Ужас это теперь весь лес. А тогда люди долго еще боролись, не желали покидать родные места, но теперь уже здесь не живут.
А Старый тракт до Итарграда зарос?
Да не сказать, чтоб зарос, но нет более гибельного места. Верная смерть. Есть еще возможность проскочить через самый лес, но и она все меньше.
А никто не пытался как-то проложить дорогу или прочистить старую? Святомор никак не хотел примириться, что нет другого пути.
Все боятся. Да и Итарградцы не очень-то горюют, что люди из родственных родов не появляются у них, как ранее, ведь желающие захватить Шлем тоже не могут попасть к ним с востока. А в Червене хватает и других забот. Ну да ладно. Завтра у вас не будет времени мыслить об этом, а только о том, как дожить до следующего дня.
IV
Не-бестолковейший очень любил жизнь. Свою собственную, разумеется. Беда в том, что, устраиваясь в этой жизни поудобнее, он успел многим насолить, нагорчить и даже нагадить. Всегда так трудно сдержаться, когда можно совершенно безнаказанно поносить жителей деревни! Он и не хотел ни с кем ссориться, но язык сам вертелся, выговаривая всякие ругательства и обзывания. Доставалось часто и многим, особенно же шаману Не-понюшке, его старому сопернику. Не-понюшка зубищами скрипел, за глаза о нём плохо отзывался, но терпел, так как на стороне Не-бестолковейшего была реликвия.