Волк заколебался. Повинуясь неожиданному чувству, он взял в свои руки руку Велены и зажал шарик в её кулак:
Пусть это будет тем, что вы отдадите мне за лесом, если мы пройдём. Волк почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения. Но голубых как небо глаз не отвела.
Нет, возьми сейчас. Я прошу.
Я уже начал Волк, но тут услышал звуки погони, оставил её руки и, подтолкнув к лесу, крикнул: Уходим! И помните о последнем условии!
Они едва успели достичь первых деревьев, как из оврага выметнулись всадники. Резко осадив коней у кромки леса, они нерешительно уставились на деревья. Кони испуганно шарахались, ржали и хрипели, завидев чащу.
Немного придя в себя, главарь злорадно рассмеялся и заорал им вслед:
Ты сгниёшь там, Волк! Ты сам себе придумал казнь худшую, чем смог бы изобрести для тебя Моймир!
Я постараюсь вернуться! закричал им в ответ Оборотень. Вернусь и выпущу кишки тебе и твоему хозяину! Трусливые вороны, вы даже кустов боитесь! Неужто я испугаюсь таких, как вы? Ну! Войдите ко мне в лес!
Главарь в ярости сплюнул и развернул коня. Вскоре всадники скрылись в овраге. Наступила мёртвая тишина.
Глава II
Корбовый лес
I
Волк-Оборотень без сожаления отвернулся от ставших вдруг недосягаемыми просторных пустошей Прилесья. Их свобода, только кажущаяся, чужая, больше не манила. Там ты беззащитен, там ты один. А лес он наполнен врагами, но тут все живое, дышащее, слушающее и говорящее, чего-то ждущее и желающее. В лесу можно остаться одиноким, но одному никогда. Он чувствовал, наконец, что вернулся в свой мир ужасный, смертельно опасный, но родной. Тут и смерть своя, родная, злобненькая и зубастая, а не та безликая, что на пустошах и в градах. Может она для своего-то расстарается и перекусит ему хребет, пока он не дошел до того страшного и нечистого, что тянет к себе навстречь с противной богам неизбежностью, засевшей в нем самом.
Сжав зубы, он шагнул в чащу, уводя венедов в неведомый сумрак. Их шаги будили враждебную тишину, пугали хрустом валежника. Гигантские деревья загородили небо, сцепились наверхотурье когтистыми сучьями, словно стремясь побороть друг друга, сломить, вознестись ещё больше, задавить других. Ни траве, ни кустарнику не было места на этом бесконечном поле боя, только толстый ковер гниющих листьев предательски проваливался под ногами.
Волк, оглядываясь, неизменно видел напряженные лица спутников, готовых к любой неожиданности. Сам он покуда не слишком сторожился. Дубы, грабы настолько поглощены взаимной ненавистью и борьбой, что упускают происходящее внизу, словно нерадивые хозяева, которые, бранясь между собой, не замечают бегающих по избе мышей. Здешние деревья, сколько Волк помнил, всегда были злые и нетерпимые друг к другу. В других местах деревья растут рядом дружно, всегда пустят вперед осинку, ольху и березу, а уж те прикроют потом от солнца молодняк ели и пихты, взрастят, уступят, наконец, место, послав своих детей туда, где выгорел или вырублен черный лес. А эти никогда не уступали друг другу, со стародавних времен споря, кто сильнее, кто может повелевать остальными. А теперь и вовсе взбесились, давят, рвут друг друга на части, до дна выпили все речки и ручьи вокруг. За то и самое безопасное место в лесу, если, конечно, не пытаться вернуться. А уж простейшие ловушки леса он всегда чуял и обходил такие места стороной.
II
Велена шагала вслед Оборотню, всякий раз вздрагивая при треске сучьев и хватаясь за меч. В груди была тяжесть, словно там лежал камень размером с кулак, который давил ее и угнетал. И дело даже не в проводнике, ему она почему-то верила, полагаясь больше не на разум, а на чувства, способные видеть вокруг человека то, что не видят глаза. К тому же вряд ли ведущий в ловушку станет расписывать ее такими мрачными красками и лишний раз переспрашивать, не передумали ли они. Но все это, однако, не вселяло спокойства. О Корбовом лесе даже в Овруче ходили страшные слухи, вот и Горимир наказывал не рисковать втуне, не зная дороги в лес и не соваться. Но оттуда лес не казался очень уж страшным, думалось, что молва многое преувеличивала. И только в «Пристанище» она поняла, на что решилась. А Волк, почему он взялся их вести? Не из жадности же. Ведь сам боится этого леса, не хочет через него идти. Велене стало жутко. Так хочется жить, какова же вероятность, что они пройдут? Впрочем, она не долго колебалась. Лучше погибнуть в бою, ища того, кто попытается освободить Шлем, чем стать женой того, на кого укажет в минуту блажи Горимир, взявший ее под крыло после смерти отца. Ежели Шлем все-таки освободят, то у нее, по крайней мере, будет возможность отомстить за семью, вернуться в Червень с богатой добычей. А там, глядишь, Велена улыбнулась, и самой выбрать себе мужа! Все градские бабы с ума от зависти и возмущения сойдут, когда она сватов пошлет! Велена разулыбалась, забыв на мгновение про все на свете. Поэтому она чуть не уткнулась в спину Оборотня, который резко замедлил шаг и принялся настороженно озираться, часто поглядывая вверх, на деревья. Лес впереди менялся. Дубы, осокори становились более низкими, кряжистыми, разлапистыми, затемнели между ними заросли черемухи и лещины. И все они были какие-то неопрятные, заросшие, увитые чем-то, увешанные, что в полутьме было трудно разглядеть.