Бестолочь, вервр снова сел спиной к печи. Зевнул. Ну, я им устрою поутру праздник красного петуха. Или дрова мои, или они пепел. Вот и будет пьяному борову «гу» на всю окру-гу!
Ан облизнулся в предвкушении ярких впечатлений и заснул мгновенно, не дождавшись тёплого молока.
Утром старухе едва удалось открыть дверь: вплотную к ней перед избой была свалена изрядная гора дров. Не ахти каких, уж всяко не дуб и не берёза, не ровные поленья так, бросовые отходы. Но разве и на такие кто-то рассчитывал? А когда старуха, получив от слепого несколько монет, отправилась за тканью для детских распашонок, она узнала свежайшую сплетню: хозяину постоялого двора под утро приснился ужасающий пожар. Вроде бы во сне огонь занялся от искры из-под подковы жуткого, бесовского мухортого коня.
Сон был до того страшен и похож на явь, что поутру недостоверно трезвый скряга раздал все долги и, обливаясь слезами испуганного раскаяния, сгоряча замирился с соседями, коих норовил сжить со свету пятый год подряд. Был спешно перенесён на прежнее место забор, и даже за урожай с захваченного огорода возмещено серебром. Чудеса
Столичные истории. Гости
Полуночный стук в ворота сам по себе не удивил дозорных в «Алом льве». К хэшу Лофру приходят разные люди, и многие таковы, что днём их на улице не увидишь. Одни в каретах сидят, за закрытыми шторами, а другие эти самые кареты стерегут по кустам, так шутят младшие ученики. Но у языкастых недоумков мало надежд вырасти в старших учеников, куда более молчаливых и осведомлённых.
Ночами при воротах дежурят старшие. Им сумеречные гости понятны уже по манере стука Но только не в этот раз. То ли царапнули, то ли мазнули костяшками пальцев робко, с сомнением.
Назовите себя и своё дело, хмурясь и продолжая строить догадки о госте за воротами, потребовал безродный Омаса, в шутку именуемый теми самыми языкастыми новичками «сын хэша» за впечатляющие рост и вес. Он и правда ниже Лофра всего-то на ноготь. По ширине плеч и вовсе равен, только болезненно-вспухшего брюха у Омасы нет.
Да откуда бы вам знать меня, мил человек, смущённо извинился из-за ворот слабый женский голос. А дело моё вот, всё на бумаге. Сказано передать в целости, прямо в руки хэшу Лофру, а уж он по доброте своей и решит, что к чему.
Омаса сразу разобрал деревенский выговор, ведь у него у самого был похожий лет пять назад, когда довелось стоять по другую сторону ворот и стучать, не веря, что откроют и выслушают. Ладонь Омасы протёрла затылок, не склонный потеть и зудеть от сомнений. Толстые пальцы вцепились в короткие, курчавые волосы, похожие густотой и свалянностью на медвежий мех.
А разбудим-ка хэша, вымолвил Омаса, сразу выбрав решение, какого от него не ждал никто из стоящих рядом. Могучая ладонь отяготила плечо соседа. Ступай.
Я? пискнул, проседая под рукой, младший.
Переспрашивать, получив приказ, тем более в дозоре, тем более ночью совсем уж плохо. Так что, пока Омаса разворачивался всем телом, сопя от недоумения, младший вывернулся из-под руки и помчался, как лист, влекомый ураганом всё далее от каменного утёса
Омаса замер, именно как каменный. Он более не шелохнулся, покуда доски скрипом не обозначили пробуждение хэша, и сам Лофр не возник на крыльце, зевая и лениво похлопывая пухлой рукой по ненавистному своему, не желающему худеть, брюху.
Хэш облокотился на перила. Он молчал и ждал.
Дело к вам. Как видно, особенное, сообщил Омаса и без усилия подвинул в проушинах запорный брус, который большинство здесь полагало бревном.
Видно ему, оживился хэш, щурясь то ли в насмешке, то ли со сна. Ночь глаз коли, а дубине видно. Умных учу-учу хоть днём всматриваться, а дубине через дубовую воротину видно.
Продолжая ворчать под нос и часто повторяя про дубину, хэш спустился с крыльца и побрёл к воротам. Дозор притих. Все знали: когда Лофр вот так переваливается и смаргивает, ему изрядно плохо. И такого его поднять с постели, вынудить всунуть опухшие ноги в тапки уже беда а вдруг еще и нет ей причины?
Омаса играючи двинул створку ворот, отступил на шаг и поклонился гостям, еще толком не видя их.
Скрипнули колеса, застучали копыта женщина, вежливо поклонившись в ответ, ввела под уздцы лошадь, впряжённую в лёгкую двуколку. Лофр споткнулся, хмыкнул и прибавил шаг.