михаилу кукулевичу
1.
За всё заплачено. Живи себе на сдачу,
корми синиц, забудь о журавлях
и Синей Птице, не лови удачу,
спи у ТВ, томись в госпиталях.
Ни дна тебе ещё и ни покрышки
лишь памяти недрёманой конвой
таращит глаз с просевшей в землю вышки.
Скажи спасибо, что пока живой.
И мама моет, моет, моет раму
На сколько снов ей хватит этих рам?
И мёртвые во сне не имут сраму,
а срам дневной забыл про всякий срам.
Всё так, всё так и никуда не деться
от времени, от боли, от себя.
И ворошу воспоминанья детства,
заусенцы мгновений теребя.
Перебираю молодости метки,
перебиваю горечь стопарём.
Есть рукава да не вернёшь жилетки.
Запьём печаль и тихо запоём.
Озябший бог подсядет виновато,
штрафную примет, спросит закурить
и скажет: «Хорошо сидим, ребята.
А не слабó ещё творцу налить?».
Ночь на троих продлится до утра.
Он знает всё. Он не играет в кости:
«Придёт пора я позову вас в гости.
Да не спешите нынче не пора».
2.
Отговорит, отплачет, отпоёт
Откуда это от таинственно берётся?
Зачем оно? Пускай себе живёт
щегол на дне небесного колодца.
Пускай живёт, не думая о дне,
когда в лесу небесном растворится
Но отчего в строке трепещет не
снежинка летом, на мели плотвица?
Дамоклов меч. Далёкая звезда.
На камне не оттиснутая дата.
Аукнет не, ему ответит да
лучом рассветным в зареве заката.
Журавль в руке. Синица в небесах.
И к слову льнёт мерцающее слово,
к строке строка. Еже писах, писах.
И не стареет времени обнова.
3.
Год грибной и плутоватый.
Лет шальная череда.
Век на времени распятый.
Сказки. Бредни. Лабуда.
Мы бредём. Скрипят колени,
но душа не знает лет,
из мешка тоски и лени
тянет звёздный свой билет
и живёт, поёт, страдает
счастью молится и пьёт,
не спивается и знает,
для чего она живёт.
Ты обнимешься с гитарой
так безгрешно и грешно,
«Два топорика не старый»
подмигнёт рассвет в окно.
Улыбнёшься, струны тронешь
словно пёрышки щегла,
в небо песенку уронишь,
чтобы новая пришла.
20142017
«В Петах-Тикве вовсю зацвела»
Ой, не надо, не надо тепла
я о снеге мечтала полгода.
Юлия Драбкина
В Петах-Тикве вовсю зацвела
и пугает жарою природа.
Смыться в Питер, пройтись до угла,
пусть целует Мороз-воевода.
Здесь в апреле пурга замела,
непогода, ворчат, непогода.
Ой, не надо, не надо тепла
я о снеге мечтала полгода.
Пусть кружúт могендóвидопад
и в ладони ложатся снежинки,
и сверкают прохладные льдинки,
и не верится, словно в картинке
под небесные ритмы токкат
яблок хрусткий дрожит аромат.
2017
«Что, бедный Йорик, о былом грустить»
Но пространству тесна черепная коробка!
Сергей Гандлевский
Что, бедный Йорик, о былом грустить,
себя мороча глупостью напрасной?
Нить Ариадны и связующая нить
переплелись с ушедшей в землю красной.
Язык с губами съела немота,
слепых глазниц открытые забрала,
между висками бродит глухота,
сбивая с нот мелодии хорала.
И в раковине черепа гудит,
не умолкая, вольное пространство,
аукается с небом трилобит
на языке эйнштейнова шаманства.
К ней ухо приложу, прижмусь щекой
к твоей щеке и, вслушиваясь в годы,
в потоке звуков различу покой
распятой на созвездиях свободы.
2017
«Ночные каштаны стучат по земле »
Погляди-ка, мой болезный,
Колыбель висит над бездной
Лариса Миллер
Ночные каштаны стучат по земле
два ёжика держат коричневый шарик.
Луны отражение в спящем стекле.
В дремоте висящий бумажный фонарик.
Игра притяженья и крыльев из плеч.
Над пропастью зыбка. Фантазии зыбки.
Дыханье неслышно и шёпотна речь.
Последних комариков хрупкие скрипки.
Как будто на свете ни крови, ни зла.
И Ева хлопочет, на стол накрывает,
бутылку Адам достаёт для стола
и в камушки Каин и Авель играют.
2017