Экипаж проехал совсем близко: мелькнул правильный профиль, розовая щека и моргающий голубой глаз побледневшая Матильда, хлопая ресницами, в упор смотрела на наследника. Тот, узнав девушку, приветливо улыбнулся и даже слегка кивнул. Вцепившись ледяными пальцами в рукав сестры, Матильда ответила наследнику глуповатой, дрожащей улыбкой.
Призрачный экипаж, не останавливаясь, покатил дальше и вскоре растаял в сером воздухе Большой Морской; цоканье копыт раздробленным гулким эхом отдавалось под аркой (и гораздо, гораздо дольше в сердце влюбленной барышни).
«Ты видела, видела, Юля? стуча кулаком правой руки в ладонь левой, громким шепотом прокричала Матильда и уставилась на сестру изумленным взглядом. Ведь не приснился он мне? Он смотрел на меня понимаешь? Он мне улыбался! И даже поклонился! Он узнал, узнал меня!»
«Еще бы не узнать, когда битых два часа он просидел с тобой бок о бок за одним столом, резонно заметила сестра.
Солнце, словно спеша раскрасить декорации, вновь вынырнуло из сероватой проруби облаков.
Матильда ликовала.
«А-а-а! я чуть с ума не сошла от радости! Послушай, Юля, но если он узнал меня почему проехал мимо, почему не остановился?»
«О, Господи! сестра насмешливо закатила глаза, вот лишний повод спуститься с облаков. По-твоему, что же, наследник должен останавливаться перед каждой, едва знакомой ему барышней, которых сотни гуляют по Невскому? И почему ты думаешь, что его императорское высочество на тебя смотрел? По-моему, он улыбался мне». Юля опустила на лицо сетчатую вуальку и пошла вперед.
«Подожди! Матильда обогнала сестру и, подбоченясь, загородила ей дорогу ты глупости говоришь! Он на меня смотрел! мы с ним глазами встретились!»
Сестра пожала плечом. «Он и на меня смотрел также. Может быть, он подумал: что это за красивая незнакомка идет рядом с маленькой Кшесинской?»
Матильда быстро заморгала.
«Юля, да как же тебе не совестно! Ты насмехаешься надо мной что ли? В конце концов, это даже нечестно отнимать у родной сестры!.. Ты, разумеется, красивая, но только уж, извини, для него ты слишком как бы поделикатнее выразиться»
Сестра остановилась и Матильда едва на нее не налетела.
«Слишком, слишком! качая головой передразнила Юля, а ведь ты, Малька, большая негодяйка!.. ты хотела сказать, что я для него слишком старая так?»
«Ну, не то чтобы старая, но может быть, слишком взрослая!..» младшая, не удержавшись, покатилась со смеху.
«Ай-ай-ай некоторым должно быть стыдно. Это в благодарность за то, что я любезно согласилась тебя выгуливать? Юля щурилась и качала головой. Довольно некрасиво насмехаться над пожилой сестрой. Просто я решила тебя слегка подразнить. Чтобы зря не обольщалась. Никого я не отбираю да и отбирать-то некого. Только уж запомни, душа моя: в любовных делах возраст вовсе не помеха. Наоборот, есть некоторая пикантность в том, что дама старше кавалера. Настоящая любовь предполагает очарованность душ, а душа, знаешь ли, возраста не имеет. Так-то. Стареющая Юля свела у подбородка концы воротника и туманно улыбнулась. Хотя может быть, он и правда слишком юн для меня. Бога ради пусть он смотрит на кого хочет. На кого еще и смотреть-то ему когда ты как сумасшедшая едва не прыгнула под колеса экипажа. Хорошо еще что я за руку удержала. Однако не жди от него ничего кроме ответного взгляда. И не к лицу взрослой девице бегать за царским экипажем»
Матильда молча вздохнула. Юля, искоса взглянув, взяла ее под руку.
Сестры пошли рядом, перешагивая через голубые мартовские лужи в их бездонной глубине быстро неслись облака. Матильда, пристраиваясь в ногу с сестрой, воображала лицо наследника (так мелькает скорее тень, нежели реальный человек).
«Я и обрадоваться-то толком не успела. Привидение проще встретить, чем его императорское высочество. А все-таки это произошло. Разве не чудо?»
Перед сестрами открылся пустынный простор Дворцовой площади. Не сговариваясь, они свернули к Зимнему дворцу. Бессчетные чисто вымытые окна, блестя зеркальной ртутью, разглядывали полупустую площадь с выражением брезгливого бесстрастия. Дворец выглядел безмолвным и словно бы необитаемым.
Зимний дворец и полуовал Главного штаба каменными ладонями обнимали Александровскую колонну, загораживая грустного Ангела на ее вершине от холодных ветров и от людной суеты Невского. В любое время года площадь была исполнена державного величия, изначально заданного дворцу и колонне, и всему этому бескрайнему мощеному пространству. Именно здесь на Дворцовой особенно чувствовалась протяженность и мощь Российской империи.