Неожиданно все стихло, и уже через минуту ритуал вновь покатился по заранее намеченной колее. Бледная и тоненькая Ася Зеленская, слегка запинаясь от волнения, таким же тонким и бледным как сама она голоском старательно принялась читать молитву: «Благодарим Тебе, Создателю, яко сподобил еси нас благодати Твоея, во еже внимати учению» Ася тараторила очень быстро, обходясь без точек и запятых.
После небольшой паузы вслед за Асей (и так же как и она, спеша) плотный Костя Стругачев вполне уже мужским и довольно густым баритоном без выражения заученно и громко зачастил: «Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даешь им пищу во благовремении»
Ярко светили люстры; лакеи, сосредоточенно маневрируя, скользили с подносами по натертому паркету. Нестройный хор голосов, звяканье столовых приборов, восклицания, взрывы тут же умолкающего смеха, покашливание, все слилось в один сплошной гул, поглотивший содержание отдельных разговоров и сопровождавший празднество как ненавязчивый аккомпанемент. Над столами повис обычный для многолюдного застолья синеватый праздничный чад. Государь и Государыня, стараясь уделить внимание каждому выпускнику, постоянно пересаживались с места на место.
Наследник, молчаливо улыбаясь, посматривал на сидящую рядом барышню отнюдь не с тем интересом какой можно было бы ожидать от гусара лейб-гвардии Преображенского полка. Матильда водила по сторонам возбужденно блестевшими глазами; на цесаревича она взглядывала нечасто и украдкой. Нервный румянец горел на щеках неровными алыми пятнами.
Николай Александрович невозмутимо молчал, не спеша завязывать разговор со своей хорошенькой соседкой, и казалось, что ему лень было обременяться заведомо формальной беседой. В какую-то минуту, почувствовав на себе ее взгляд, он кашлянул, скользнул глазами по обнаженным плечам и, не меняя равнодушно-веселого выражения, оглядел уставленный тарелками стол. Все с тою же спокойной рассеянностью он взглянул на горящие щеки выпускницы.
«Вы понравились Государю, почему-то с вопросительной интонацией заметил наследник и слегка к ней развернулся. Вас зовут Матильда, не правда ли? Это настоящее ваше имя или, может быть, сценический псевдоним?»
«Нет, ваше императорское высочество, радостно улыбнувшись, она слегка приподняла плечи, встряхнула локонами (по выражению его глаз, по улыбке, она поняла, что он заметил это ее мимолетное кокетство) то есть да, конечно! Это мое настоящее имя: Матильда. Вообще-то меня зовут Матильда-Мария ведь мой отец поляк», она проговорила все это на одном дыхании, глядя ему прямо в глаза.
«Матильда красивое имя. Необычное да еще и громкое. И, кажется, не польское французское? он одобрительно качнул головой, но как же вас зовут дома? То есть, как будет уменьшительное от Матильды? Я так, из любопытства интересуюсь. Он улыбнулся. Ведь не говорят же вам: Матильда-Мария, иди пить чай? Может быть, дома вас зовут вашим вторым именем, например, Машей? Или Марусей? Еще раз простите мое любопытство», глаза его не переставали смеяться.
«О, нет, ваше императорское высочество, дома меня зовут Малей или Малечкой, так уж у нас повелось А вообще-то у меня много имен. Наш преподаватель классики почему-то называет меня Амалией. Девочки в училище зовут Малей, а иногда Тили или вот еще Алам, тоже Маля, только задом наперед. А если они мной недовольны подруги уточнила она, тогда Малькой зовут» она вновь состроила веселую гримаску и слегка задохнувшись от волнения, доверчиво на него взглянула. (И тут же подумала, что желая отвечать искренне, наболтала слишком много лишнего, а уж последнее и вовсе зря, из-за чрезмерного волнения).
«Что я говорю? Для чего ему все это знать?» она огорчилась собственной болтливости. И по-прежнему не унималась нервная дрожь, неудержимым огнем горели щеки.
«Малькой? он, словно бы сомневаясь, пожал плечом, ну как-то непочтительно. Получается излишняя фамильярность, что ли. Нет, вы именно что Малечка», он выговорил ее имя с неожиданно ласковой интонацией и вновь одобрительно и спокойно ее рассматривал.
У цесаревича был негромкий, приятный, с явными насмешливыми нотками голос, который в разнообразном застольном шуме то и дело терялся, пропадал; ей приходилось напрягаться, чтобы разобрать отдельные слова. Подавшись к нему, она сияла глазами и радостно вслушивалась.