Юрий Лифшиц - Европейская поэзия. Избранные переводы стр 8.

Мой дух парил в смятенье и тоске
там, где бушует Прошлого поток,
и слушал тех, кого всесильный Рок
рассеял, как солому по реке.

Тот плыл на мачте, этот  на доске,
цепляясь за обломки, кто как мог,
и всасывала бренных тел клубок
утроба водоверти вдалеке.

В тех голосах, что шли из глубины,
отчаянье и ненависть, и страх,
терзая слух мой, были мне слышны,

но в мутных исторических волнах
сквозь рев и свист казались так ясны,
что обрели приют в моих стихах.

Мой нежный флорентиец, ты при мне,
когда я с прялкой, и горит очаг,
и скачут блики, разгоняя мрак,
и дремлет пашня в зимнем полусне.

Мне солнце мужа, словно целине,
с любовью подарило юный злак,
и детским смехом пуще всяких благ
моя душа насыщена вполне.

Но кто б не захотел продлить на час
сиянье лета; кто б отвергнуть мог
блестящие алмазы мудрых фраз?

Обвей меня струями нежных строк,
мой флорентиец, хоть и не погас
огонь Любви, зерно согревший в срок.

О ты, кому похабный шлют привет
в гнилой степи, под струпьями луны,
хохочут, обожравшись белены,
и воют песни мерзостных побед;

учивший нас лететь за бурей вслед
на помеле и портить табуны,
и красть колокола, и с вышины
швырять их в поле пахарю во вред, 

сквозь тусклое стекло войди в мой дом
В котле клокочет сало мертвеца,
а я, шепча заклятия, замру

Иль в сумерках ворвись нетопырем,
сожги меня, целуя без конца,
и крысою исчезни поутру.

Ты в душу мне своею красотой
впилась, любви расправив коготки,
и головокруженью вопреки
взлетела выше тучи грозовой.

Казался мир пригорком над водой,
где копошились люди-мотыльки.
Пронзая твердь, едины и близки,
себя мы мнили сущностью земной.

И вот ночной густеет небоскат,
пылает звезд искристых легион,
метеориты яркие кружат;

и обступает нас со всех сторон
светил новорожденных вертоград 
и я молюсь, Вселенной ослеплен.

I

Твоя звезда сияет мне одна,
пронзив лиловой ночи окоем,
и дремлет сумрак в мускусе лесном,
и сабля полумесяца бледна.

С тобой в сравненье  всякая дурна,
страшней старух с морщинистым лицом.
А ты, чья грудь сверкает хрусталем,
метнула взор  и вспыхнула война.

Прочь мантию, оплот пустых утех!
Пусть нет моим соперникам числа,
я  ради Королевы Королев 

на скакуне, закованном в доспех,
бойца любого выбью из седла 
и в пыль падет он, со стыда сгорев.

II

Ты  как луна, которая в ночи
моим занятьям скучным вопреки
в ретортах зажигает огоньки,
и в тех сосульках теплятся лучи.

Ты смотришь  и Огонь твоей свечи
алмазной сделал пыль. О, как ярки
былые страны  магией строки
я воскресил их земли и ключи.

Но красоту твою мой скроет дом,
иначе мертвый Грек пошлет за ней,
героям повелев оставить ад,

и в Виттенберге все пойдет вверх дном,
его накроет легион теней,
как землю накрывает листопад.

Что есть король, спросил ты? Существо,
питается которым каждый шут;
живой мертвец, которого грызут
пиявки, облепившие его;

преступник, пойманный за воровство,
лукавый турок, не избегший пут,
когда по шею вкопан в землю плут,
чтоб каждый пес бросался на него.

Монархи вечно ощущают гнет
ненужных слов, погашенных страстей
и роскоши, и страхов, и невзгод;

и, умерев, не могут средь полей,
под солнцем отдохнуть от всех забот,
раздавлены угрюмостью церквей.