«Сер» по-ихнему означает «человек». Они называют себя людьми.
Ануширван усмехнулся.
А как им себя называть? Обезьянами?
В их глазах лишь они люди. А остальные нет.
глава II
Марк
Та старая волчица, что перелетела через море в орлиных когтях, была немощна и мучилась лишаями. Ее худая шкура, выдержав почти весь полет, под конец все-таки порвалась. Больная волчица рухнула на землю и при этом здорово ушиблась. Она утратила подвижность членов и не смогла защитить себя, когда на нее набросился человек один из тех, кто раньше других обосновался на тамошнем побережье. Он брал волчицу много раз, и та, в конце концов, зачала. И через положенный срок понесла. Волчица, хоть и хворая, а потомство дала здоровое. Ее детеныши выросли крепкими и свирепыми по-волчьи. Войдя в возраст, они захватили весь тот берег моря и основали свою державу. Так появились румины.
Гэсер Татори. История от начала времен.
Свет брызнул в глаза. В голове сверкнула молния, и жгучей болью пронзило тело.
«Чертово кафское, простонал Марк, сомкнув веки. Утром всегда о себе напомнит».
Он полежал некоторое время с закрытыми глазами, дожидаясь, когда боль отпустит, и дурнота отступит. Со второй попытки он сумел разглядеть потолок. Потолок качался, и по нему зыбко пробегала рябь. И еще Марк заметил, что на лепнине за ночь появились пятна и подтеки. «Это мы так постарались? заподозрил Марк, но тут же отверг собственную мысль. Нет, это в глазах рябит. А рябит, потому что мы опять надрались О, боги».
В утробе тревожно заурчало. В глотке мерзко защекотало. И в нос ударили запахи давешнего пиршества.
«О, герои»
Кто-то за его спиной засопел и потным боком потерся об него. Липкое прикосновение чужого тела вызвало озноб, а зловоние чужого дыхания в конец возмутило утробу.
«Надо вставать, сообразил Марк, немедленно».
Но только он пошевелился, как содержимое желудка, точно лава в жерле вулкана, жгучей волной подступила к горлу. Марк выблевал на спящую рядом шлюху.
С минуту он оставался недвижим из страха, что может попросится низом. И страх оказался не напрасным. Марк смотрел на сонную шлюху, на то, как она ладонью размазывает по щеке его блевотину, когда урчание в брюхе переросло в грозные грозовые раскаты. Обхватив живот двумя руками, он вскочил на ноги и мелкой торопливой трусцой припустил к выходу из розария.
В саду заштормило всерьез. Деревья, кусты, гипсовые фигуры, купола беседок, все, утратив незыблемость, заходило ходуном. Сама земля начала уплывать из-под ног. Только чудом ему удалось донести до нужного места.
Сидя на корточках над дыркой в полу и придерживая рукой дощатую дверь, он уныло глядел в щель между плохо подогнанными досками и с тоской думал: «Все это повторялось сотню раз. Ночью веселье, а по утру похмелье. Ночью заливаешься по горло, а утром все отдаешь обратно. А ведь это глупо. И что за образину я пригрел под боком? Я пал так низко?»
Он просидел в нужнике достаточно долго, чтобы успеть пожурить себя за все свои грехи. Но когда удалось освободить утробу, то полегчало и на душе. Марк вышел из уборной с полной решимостью покончить с праздной жизнью и с разбега голышом нырнул в бассейн.
Прохлада бассейна и свежесть утра подействовали на него самым благотворным образом. Покачиваясь на волнах, он спиной лежал на воде и умиленно глядел на небо. «Вот свод, под которым должен спать мужчина, чтобы пробудившись вершить великие дела. Небо такое чистое и прозрачное, как помыслы младенца. И никаких тебе пятен и подтеков». Марк испытал злость и раздражение от мысли, что надо вернуться под загаженный свод розария.
В розарий Марк возвратился настроенный весьма воинственно. Первым делом он наградил увесистым пинком своего компаньона Кая Друза Хорея, который, развалившись на голом полу, спал в обнимку с дебелой шлюхой и сладко сопел в ее тяжелые груди.
Подъем, озорник! прокричал он так громко, как горнист трубит побудку в казарме.
Вторым делом он отыскал в ворохе сваленной в кучу одежды свою тунику и натянул на еще мокрое после бассейна тело.
Вставай, Купидон!
Марк пнул компаньона во второй раз, но уже сильнее, и в ответ услышал жалобный стон.
Где мой меч? прокричал Марк, разбросав всю груду перепутанной одежды. И где мои сандалии? он лягнул товарища в третий раз.