(ШЕЙЛОК уходит.)
Христианином станет наш еврей.
БАССАНИО. Душа черна, а на устах елей.
АНТОНИО. Пойдем. Все хорошо. Боишься зря ты:
Суда придут за месяц до уплаты.
(Уходят.)
АКТ ВТОРОЙ. Сцена первая
Бельмонт. Комната в доме Порции.
Трубы. Входят МАРОККАНЕЦ со свитой, ПОРЦИЯ, НЕРИССА и СЛУГИ.
МАРОККАНЕЦ. Пусть облик мой тебя не отвратит:
Нарядом черным я обязан солнцу;
Я рядом с ним живу, я им кормлюсь.
Возьми красавца северных земель,
Где скудный Феб не страшен и снежинкам,
Чья кровь краснее будет, если мы
Друг друга раним в битве за тебя?
Поверьте, леди, внешностью своей
И воинов я в бегство обращал,
И покорял девиц своей страны.
Я побелел бы, если бы завладел
Твоей любовью, милая принцесса.
ПОРЦИЯ. Мой выбор повинуется не только
Любезному приказу глаз девичьих;
Да и судьба мне, словно лотерея,
На вольный выбор права не дает.
Когда б не ограничил, не сковал
Меня отец решеньем, что женой
Иначе стать могу я, чем сказала,
Мои бы чувства оценили вас,
Как прочих посетителей моих.
МАРОККАНЕЦ. Спасибо и на этом. Проводите
Меня к шкатулкам попытаю счастья.
Клянусь тобой, мой ятаган, принесший
И Сефевиду смерть, и принцу персов,
Что трижды Сулеймана побеждал,
Я взор суровый взором отведу,
Любое сердце доблестью осилю,
Детенышей, медведицу сосущих,
Я вырву у нее и даже льва,
Идущего за жертвой, раздразню,
Чтоб завладеть тобою. Но увы!
Заспорь Лихас и Геркулес, что тот
Из них славней, кто выиграет в кости,
И стань удачным слабого бросок,
Слуга одержит верх, а не Алкид.
И я, слепой Фортуной увлечен,
Умру от горя, если недостойный
То выиграет, что утрачу я.
ПОРЦИЯ. Должны вы отказаться или выбрать,
Поклявшись мне, что в случае ошибки
Вы ни с одною леди никогда
Речей о браке впредь не заведете.
Советую подумать.
МАРОККАНЕЦ. Будь что будет!
Но я свой шанс использую. Идемте.
ПОРЦИЯ. Сперва пойдемте в храм. Потом обед.
А там уже рискнете.
МАРОККАНЕЦ. Хорошо.
Что мне сулит благой судьбы решенье:
Проклятье или же благословенье?
(Трубы. Все уходят.)
АКТ ВТОРОЙ. Сцена вторая
Венеция. Улица.
Входит ЛАНЧЕЛОТ.
ЛАНЧЕЛОТ. Интересно, даст ли мне моя совесть сбежать от моего хозяина-жида? Черт, он тут как тут, вводит меня во искушение, подзуживает: «Эй, Гоббо, Ланчелот Гоббо, милый Ланчелот»; или так: «Премилый Гоббо»; или сяк: «Милейший Ланчелот Гоббо, бери ноги в руки, рви когти, дай деру». А моя совесть возражает: «Нет, погоди, честный Ланчелот; постой, пречестный Гоббо»; или под стать вышесказанному: «Честнейший Ланчелот Гоббо, не смей бежать, не вздумай смазать себе пятки». Чертяка хорохорится, велит собирать манатки: «Скорей!» подгоняет нечистый; «Прочь!» подстегивает лукавый; «Заклинаю небесами, умоляет окаянный, напряги свои расчудесные мозги и вали отсюда!». А что совесть? Бросается моей душе на грудь и вполне разумно урезонивает меня: «Дружище Ланчелот, ты ведь честный человек, и отец с матерью у тебя честные люди». Но, говоря по чести, это правда только насчет моей мамаши, а вот честность папаши с некоторым, я бы сказал, душком, чуточку не такая, какая нужно. «Стой!» приказывает совесть. «Не стой!» подталкивает черт. «Нет, стой!» не унимается совесть. «Хорошо вам советовать, говорю я, и тебе, совесть, и тебе, черт». Поступить по совести, значит, по-прежнему служить хозяину-жиду, который сам Господи прости! смахивает на черта. А бросить его к чертям, значит, поддаться искушению и тем самым угодить спаси и сохрани! в лапы самого черта. Несомненно, жид это воплощенный черт, и, по совести говоря, у меня не совесть, а черт знает что такое, если по ее указке я должен якшаться с жидом. Враг рода человеческого подает мне дружеский совет. Спасибо, черт. Я передам свои ноги в твои руки: сбегу к чертовой матери!
Входит ГОББО.
ГОББО. Господин юноша, скажите, пожалуйста, как здесь найти господина жида?
ЛАНЧЕЛОТ (в сторону). О небеса! Это же мой единоутробный папаша! Сказать, что он плохо видит, нельзя, поскольку он вообще ничего не видит. Если я его слегка разыграю, он меня и не узнает.