Если намажешь, руки будут гореть минут десять. Но завтра будут как новые. Выбирай сам.
Глупый вопрос, простое решение. Весь день нормально работающие руки против десяти минут потерпеть? Я взял крем. Посмотрел на часы, чтобы засечь время, Пражка перехватил взгляд и сказал: «Ты не будешь следить за временем», но я, не обратив внимания, нанес мазь.
Жечь начало сразу. Через полминуты начало гореть. Я не думал, что слова Пражки надо воспринимать буквально, конечности действительно горели.
Я погрузил руки в кислоту, и кожа хлопьями стала слетать с них. Затем я опустил их в костер. Кожа краснела, покрывалась волдырями, волдыри росли, но не лопались, а чернели, затвердевали, и кисти превращались в угли. Так должно было быть, я это чувствовал. Но я видел свои руки обычные, только в царапинах, покрытые мазью.
Я хотел убрать мазь, но она уже впиталась.
Я кричал или выл и не слышал себя.
Я бежал, чтобы исчезнуть, но не видел, куда бежать. Где бы я ни оказался там снова была боль.
Я потерял время и нашел боль.
Я стал болью и ни о чем не думал. Мысль была боль. И мысль была остановить эту боль. И больше ничего. Ни пространства, ни времени, ни разума только боль.
Стихает. Я понял, стихает боль. Я что-то понял. Значит, есть какие-то иные мысли. Значит, я теперь не только боль. Гореть перестало. Только сейчас я смог посмотреть на часы прошло действительно около десяти минут. Потом я взглянул на Пражку.
Ноют.
Завтра утром все пройдет, он сочувственно смотрел в ответ.
Завтра вечером ты замучаешься принимать решение, подошел сзади Маунти.
Я больше никогда этого не повторю. Я не безумец.
Посмотрим, Маунти ехидно засмеялся.
Пражка достал бутылку вина, и Маунти, на что-то сославшись, тут же исчез.
Хорошее.
Я выпил бокал, и мне стало хорошо, а может, не хорошо, а просто «хорошее», чем было минуту до этого.
Хорошее вино, подтвердил Пражка.
В голову прокралась мысль про смысл. Мысль и смысл они рядом. О чем это я? Хорошее вино. Мысль скачет. Я решил рассказать Пражке о своем однокласснике
У нас была успешная школа. Какая-то мудреная. Постоянные эксперименты. Увлеченный новыми способами обучения директор. А наш класс был самый мудреный. Мал и удал всего несколько человек. Собрали умных и нестандартных, и учили, и выпустили. И мы выпустились и разъехались кто по столицам, а кто по заграницам. И опять престижно где-то учились. А потом куда-то еще более престижно устроились. И могли следить друг за другом по новостям, ученым статьям и бизнес-хроникам. И все это давало нам смысл.
Успешность.
Престижность.
Уникальность.
Подтверждение открытиями, статьями, деньгами, новостями, приглашениями, аплодисментами, подписчиками. Слава-почет-деньги. Чем больше тем больше смысла. Это было очень понятно. Все вокруг подтверждают, что ты правильно идешь.
Только Новака я не видел нигде. Как выпустились из школы так и не знал, где он. А потом случайно встретил в соцсетях и подписался. И стал внимательно следить. И все не мог понять, а оттого еще внимательней следил.
Он жил в задрипанном городе, любил свою кошку и своих красивых детей. Жену, скорее всего, тоже любил. Но не показывал. А любовь к кошке, детям и городу показывал. Фотографировал и публиковал. Находил какие-то удивительные вещи в своем городе: то стихи Бродского на облезлом заборе, то свет солнца на обшарпанной стене, то отблеск неба на вонючей речке. Кошка давала поводы для творчества, когда не давал Бродский. А детей он фотографировал любовью.
Я смотрел его фотографии, читал его короткие комментарии и понимал Новак знает что-то очень важное, чего не знаю я. Чего все мы не разумеем. Я не мог публиковать котика, детишек и отражение неба в луже. А он мог. Я не мог себе это позволить это ломало мой образ. Мои Успешность, Престижность, Уникальность. Это было против правил. Это не имело смысла. Но мой смысл обессмыслился. Я ждал новых публикаций Новака. Потому что Новак понял смысл жизни. Он жил. В своем задрипанном городе, со своим котом или кошкой, любимыми детьми и, скорее всего, любимой женой. Он был счастлив, радовался жизни и незаметно для себя положил на лопатки все мои достижения.
Мой смысл с большими деньгами и большой славой был мал. А его был велик.
Великий смысл в малом. Важно, чтобы он был бесконечно близок к тебе. Понимаешь, Пражка?