Вырвать?
Выдрать.
Я обматывал выкопанные стволы вокруг рук, впрягался бурлаком и тащил. Драл. Резким рывком, чтобы ветки подкопанных растений расцепились с оставшейся стеной. Рывка не хватало. Еще рывок, еще. Ты слышишь, как ветки сдаются, становятся слабее. Ты оторвал их на три сантиметра. Но и ты стал слабее. Собираешь все силы и опять рывок. Еще. Слышишь треск сзади, кусты расцепляются. Ты входишь в раж. Дергаешь снова. Не чувствуешь колючек, которые впиваются в руки и спину. Обмотанный ветками, ты делаешь шаг за тобой колючими крыльями тянутся, устремившись к стене, ветки ровы, еще шаг крылья опадают, и ты победителем отходишь от стены, влача за собой поникшие, оторванные от земли, от сестер и братьев, от своей крови и жизни, теперь уже умирающие растения.
Может, это тоже был сон? Может, я не вырывал ничего?
Я посмотрел на свои руки.
Рова меняет себя на мою кожу. Отдав часть себя, она забрала часть меня.
Пьяный китаец колючкой рисовал иероглифы на моих руках.
Я пришел к стене.
Сделанного не было видно. Но несколько веток оливы вырвались на волю. Листьев было немного, света не хватало но дерево живо. Сквозь убивающую колючку я увидел живое. Мне стало радостно.
Я задумался. Чтобы успеть все за 40 дней надо очищать по два или три дерева в день, я вчера не очистил даже половины освободил несколько веток.
И зачем?
Сзади подкрался Маунти.
Я даже не стал оборачиваться. Обернешься увидишь оборотня. Откуда я знаю Маунти? Не знаю. Может, я его и не знаю? Уверен, что он будет смеяться и ничего не будет делать, не поможет и будет издеваться. Но сделает это так как будто помогает, как будто не смеется и не издевается.
Потому я не стал оборачиваться. Я знал Маунти, но никогда его не видел и не хотел видеть.
Хотя откуда я мог его знать я здесь только второй день. Или тридцать девятый? Эта путаница с днями
Это ведь даже не твои оливы? Зачем ты тратишь свое время на них? Пражка за ними не смотрит они заросли. Ты очистишь они опять зарастут. Ты знаешь, за сколько поднимается такая стена из ровы? Три-четыре года, и здесь опять будет светонепробиваемая чаща.
Если очищу оливы будут жить, ответил я.
Этим оливковым деревьям лет двести: они жили, когда меня не было. Они могут прожить еще несколько сотен лет: я умру а они все еще будут жить. Я не знаю, оливы на моем пути или я на пути олив. Но я здесь. У меня сорок дней, и я могу их очистить от ровы. И тогда они будут жить. А если не очищу они умрут.
Мне хватает этого смысла.
Нет у тебя никаких сорока дней, отрезал Маунти.
Есть. Еще тридцать девять дней впереди.
Они все равно зарастут и умрут.
Ты, Маунти, не можешь знать наверняка.
А вдруг могу? Напрасно все это. А если у тебя не сорок дней, а сорок лет? И ты всю свою жизнь потратишь на чужие оливковые деревья? Глупец!
Маунти удалился. Его слова остались и начали пускать корни. Злые слова как рова: они прорастают в моей голове, стоит дать им почву. Они пустят ветки вверх, зацепятся за здоровые мысли, переплетутся сами с собой, заполнят все пространство, закроют свет. Станет темно, пусто и колюче.
Может, я глупец? И есть ли у меня сорок дней? Или осталось только два? И почему я здесь?
Я воткнул лопату в очередной корень ровы.
38-й день
Я проснулся. Руки действительно не болели. Пражка не обманул.
Вчера я очистил три дерева. Вчера жуткий день. Интересно, смогу я выдержать жуткую неделю? Жуть. Какие сорок дней?
Физически можно восстановиться. Но руки Рова не сдавалась без боя, иголки глубоко впивались в ладони, и к вечеру некоторые пальцы нельзя было согнуть от боли. Руки до локтей были полностью исцарапаны и кровоточили. Рова хваталась за спину, ноги, лицо, вгрызалась колючками в плоть. Она хотела меня оплести, как оливу: «Ты очистишь дерево, а мы опутаем тебя».
И все-таки царапины по всему телу ничто по сравнению с руками. Руки боролись. Руки рвали рову, а рова рвала руки. Я очистил три дерева и потерял две руки. Пиррова победа
Пражка держал в руках бутылочку: черная мазь внутри, иероглифы и кобра на затертой этикетке:
Если намажешь, руки будут гореть минут десять. Но завтра будут как новые. Выбирай сам.
Глупый вопрос, простое решение. Весь день нормально работающие руки против десяти минут потерпеть? Я взял крем. Посмотрел на часы, чтобы засечь время, Пражка перехватил взгляд и сказал: «Ты не будешь следить за временем», но я, не обратив внимания, нанес мазь.