Смотри, далеко не уходи. Крикнул Билл и тут же увидел вышедшего из лесу Энкиду.
Ты по грибы ходил? Осерчал Билл.
Энкиду насмешливо уставился на них.
Чой-то вы, купались, что ли?
Ас, не шевелясь, объяснил:
Секретик делаем. У тебя имеется, что положить?
Энкиду оглядел их, потом яму и всё понял.
Ай-яй-яй, такие вы большие, а ямку выкопать не можете.
Билл швырнул в него комышком земли.
Те-те-те. Фантик есть. Пойдёт? Комышек Энкиду поймал.
Ас огрызнулся:
Тут почва неподатлива
Билл добавил:
Или заколдована.
Энкиду примирительно предложил:
Давайте я со свежим взглядом.
Ас фыркнул.
Конечно. Если ты жрёшь конфеты, буржуй верно, Баст?
Билл, складывая руки на груди, прищурился.
Верно, байстрючок. Сейчас мы на него полюбуемся.
Весь ваш, господа. А обёртку я в книжке нашёл.
Он совлёк с плеч куртку с некоторым усилием ткань повлажнела и прилипала, как письмо к языку. Выпрямился над жалкой ямой, взял у Аса неохотно поданный обломок
И принялся копать обломком землю, приглядываясь и словно нашёптывая заклинания. С неистовой покорностью, даже радостью почва расступалась под его ударами, скорее любовными.
Ас и Билл переглянулись.
Чувство красоты, всегда готовое проснуться, отвлекло Билла от тревог. Брат устроен, как ожившая статуя из белого и розового мрамора. Грубая сила его торса, напоминающего о каменных леану, требовала статики и величия, но, заработав, оживала в движениях столь гармоничных, что отвести взгляд было трудно.
Билл поймал себя на мысли, от которой смутился. Но, косо глянув в сторону, увидел с кривой ухмылкой, что Ас подумал то же самое.
Почему они довольны, что Шанни здесь нет?
Энкиду, казалось, не прилагал особых усилий, но отдавался земле с такой утончённой покорностью, что она сама расступалась под прикосновениями его рук, отбросивших обломок камня.
Почва колыхалась, источая густой запах магии корней и насекомых. Камешки взлетали и опадали чуть медленнее, чем позволяла гравитация. Дух перегнивающей плоти примирился с ними, благодаря прикосновениям Энкиду. Сила, наполнявшая узлы и сочленения его плоти, ритмично пульсировала в такт с вылетавшими комьями почвы.
Его усердие быстро уводило его от них. Он словно опускался на невидимой волне.
Обтянутая белой кожей спина крупно напрягалась волной мышц, а золотой затылок напоминал произросший в мгновение ока цветок.
Руки сопрягались с землей, и они видели, как, удаляясь, они работают поршнями.
Иные стихии были не так благосклонны к трудившемуся любовнику земли. Небо изливало на него белый яд. Кожа его начала краснеть, но Энкиду не останавливался. Пронёсся ветерок и Энкиду повёл плечом они видели, как необратимо вздувается на нежной коже омерзительный пузырь.
Билл шагнул:
Кончай. Давай, давай
Энкиду, не поднимая головы, молвил томным голосом:
Сейчас немного
Ас поднял куртку и швырнул её на дно ямы.
Нам не хватало тебя потом на ручках нести. Довольно.
Билл согласился, тревожно поглядывая на внезапно начавшего изнемогать брата:
Тут можно шейк танцевать.
Энкиду еле внимал их заботливым и требовательным голосам, но, наконец, встал на колено и, подняв куртку, закрыл ею лицо, потом показал это лицо, освежённое, с глубины.
Снова пронёсся ветерок, и на сей раз принёс облегчение всем. Энкиду, застонав от силы ощущения, выбрался из ямы. Голос сбоку оценил:
Неплохо.
Шанни вышла вместе с ветром. Она хотела спрыгнуть в яму, но Ас, повинуясь неясному чувству, удержал её. Она насмешливо и вопросительно взглянула, он неловко пояснил:
Глупая примета.
Они вдвоём с Биллом, лёжа у края ямы, спустили в полутьму сейф. Энкиду обморочно съязвил:
Закопать хоть сможете? А то обращайтесь.
Яма была забросана землёй в несколько минут.
Обогнуть рисовое поле с его переливающимися, как в капле, несуществующими цветами и шевелящимися чёрными точками, и деревню, пустую и безмолвную, удалось без особых сложностей. Увидели гребешок жёлтой скалы, выступающей из синей песчаной плоскости отмель океана в былые дорисовые времена и, очутившись за нею, поняли, что стали невидимы для обитателей долины. Деревня мелькнула между отрогов.
Пара дымков, очень едких и трогательно тощих, курилась над сплетёнными из растительной ереси крышами. Дико думать, что это жилища Хорсов, учёных и поэтов, которым в небе было тесно.