Ну вот, выдумай еще что-нибудь!
Николай Иванович ушел из буфета и довольно долго не возвращался. Глафира Семеновна начала уже не на шутку тревожиться о муже, как вдруг он появился в буфете и, потрясая рукой с билетами и квитанцией от сданного багажа, восклицал:
Нет, каковы подлецы!
О господи! В полицию тебя таскали? Ну, так я и знала! в свою очередь воскликнула Глафира Семеновна. Да прогони ты от себя этого мерзавца! Чего он по пятам за тобой шляется!
Войник тут ни при чем. Нет, каковы подлецы! продолжал Николай Иванович, подойдя уже к столу. Ни за билеты, ни за багаж не берут сербскими деньгами, которые я давеча выменял у жида.
Это сербскими-то бумажками? спросила Глафира Семеновна.
Да, да Золотом им непременно подай. И правила показывают. «Билеты проездные мы, говорит, только за золото продаем». Принужден был им заплатить в кассе французским золотом. Еще хорошо, что нашлось. А не найдись золота ну и сиди на бобах или поезжай обратно в гостиницу.
А много у тебя этих сербских бумажек еще осталось?
Рублей на пятьдесят будет. Где их теперь разменяешь!
Ну, в Софии разменяешь. Или не разменяет ли тебе буфетчик?
Бумажки были предложены буфетчику, но тот отказался разменять, говоря, что у него такого количества золота нет.
Ты говоришь, в Софии разменяют, сказал Николай Иванович жене. Уж ежели их здесь не везде берут, так как же их в Софии возьмут! София совсем другое государство.
Ну вот Те же братья-славяне. Меняла какой-нибудь наверное разменяет.
Войник между тем суетился около ручного багажа и забирал его.
Чего вы тут вертитесь! крикнула на него раздраженно Глафира Семеновна. Подите прочь!
Войник заговорил что-то по-сербски и упоминал слово «ваген». В это время раздались свисток паровоза, глухой стук поезда и зазвонил станционный звонок. Пришел из Вены поезд, направляющийся в Софию и Константинополь.
В вагон он нас сажать хочет, сказал Николай Иванович про войника. Ну, сажай, сажай, что с тобой делать. За вытаскивание из кареты багажа получил, а теперь еще столько же получить хочешь? Получай Только, братушка, чтоб места нам были хорошие. Слышишь? Добры места. Пойдем, Глафира Семеновна.
И супруги направились вслед за войником садиться в вагон.
Когда они вышли на платформу, движение на ней было еще меньше вчерашнего. Приезжих в Белград было только трое, и их можно было видеть стоящими перед полицейским приставом, рассматривающим около входа в таможню их паспорта. Отправляющихся же из Белграда, кроме супругов Ивановых, никого не было. Супруги сели в вагон прямого сообщения до Константинополя, и, на их счастье, нашлось для них никем не занятое отдельное купе, где они и разместились.
Добре вечер, захвалюем сказал войник, поблагодарив за подачку нескольких никелевых монет, и удалился.
Глафира Семеновна стала хозяйничать в вагоне.
Прежде всего, надо разостлаться и улечься, сказала она, развязывая ремни и доставая оттуда подушку и плед. Увидят лежащую даму, так поцеремонятся войти. А ты не кури здесь, обратилась она к мужу. Пусть это будет купе для некурящих.
Да не беспокойся. Никто не войдет. Отсюда пассажиры-то, должно быть, не каждый день наклевываются. Посмотри, вся платформа пуста.
И действительно, на платформе не было ни души: ни публики, ни железнодорожных служащих.
Прошло с четверть часа, а поезд и не думал трогаться. От нечего делать Николай Иванович прошелся по вагону, чтобы посмотреть, кто в нем сидит. Двери купе были отворены. В одном из купе лежал на скамейке врастяжку и храпел всласть какой-то турок в европейском платье, а o том, что это был турок, можно было догадаться по стоявшей на столике у окна феске. Против него на другой скамейке сидел сербский или болгарский православный священник в черной рясе и черной камилавке и чистил апельсин, собираясь его съесть. В другом купе было пусто, но на сетчатых полках лежали два франтовских чемодана с никелевыми замками, висело рыжее клетчатое пальто с пелериной и на столе стоял цилиндр. Еще одно купе было заперто, но из-за запертых дверей слышалась польская речь. Раздавались два голоса. Николай Иванович вернулся к себе в купе и сообщил о своих наблюдениях жене.
Прошло еще полчаса, а поезд и не думал отправляться.
Когда же, однако, мы поедем? забеспокоилась Глафира Семеновна, поднялась и вышла на площадку, чтобы спросить у кого-нибудь, когда отойдет поезд.