Стари туркски град, отрекомендовал возница местность.
Старый турецкий город, пояснил Николай Иванович жене.
Понимаю, понимаю. Неужто уж ты думаешь, что я меньше твоего понимаю по-сербски, отвечала та, сморщила нос и прибавила: А только и вонища же здесь!
Действительно, на улице была грязь непролазная и благоухала, как помойная яма.
У менялы из Одессы
Ина мнози турки здесь? спрашивал Николай Иванович возницу, ломая язык и думая, что он говорит по- сербски.
Мало, господине. Свагдзе[19] србски народ. Стари туркски град.
Теперь мало турок. Это старый турецкий город, опять пояснил жене Николай Иванович.
Пожалуйста, не объясняй. Все понимаю, отвечала та. Вот еще какой профессор сербского языка выискался!
Начали снова подниматься в гору. Поперек стояла крепостная стена, начинающая уже сильно разрушаться. Проехали ворота с турецкой надписью над ними, оставшейся еще от прежнего, турецкого владычества. Стали появляться солдаты, мелкие, плохо выправленные. Они с любопытством смотрели на экипаж, очевидно бывающий здесь редким гостем. Опять полуразрушенные стены, небольшой домик с гауптвахтой. На крепостных стенах виднелось еще кое-где забытое изображение луны. Опять проехали крепостные ворота. Около стен везде валяется щебень. А вот овраг и свалка мусора. Виднеются черепки битой посуды, куски жести, изломанные коробки из-под чего-то, тряпки, стоптанный башмак. Дорога шла в гору террасами. Наконец открылся великолепный вид на две реки.
Сава Дунай указал возница на впадающую в Дунай Саву.
«На Саву, на Драву, на Синий Дунай», сказал Николай Иванович и прибавил: Это в какой-то песне поется.
Кажется, ты сам сочинил эту песню, усомнилась Глафира Семеновна.
Ну вот Почему же мне река Драва-то вспомнилась?
В географии учил.
На Дунае и на Саве виднелись мачтовые суда и пароходы, стоявшие на якорях, но движения на них и около них, по случаю ранней еще весны, заметно не было.
Стали подниматься еще выше. Показались казармы, затем еще здание.
Госпиталь, пояснил возница. Ключ, кладенац[20], указал он на третье облупившееся и обсыпавшееся зданьице.
Проехали еще. Стояла часовня.
Русьица црква сказал опять возница.
Как русская? воскликнул Николай Иванович. Глаша! Русская церковь. Зайдем посмотреть?
Но Глафира Семеновна ничего не ответила. Ей не нравилось, что муж по-прежнему продолжает переводить сербские слова.
На пути была башня «Не бойся». Возница и на нее указал, назвав ее.
Так она и называется «Не бойся»? спросил Николай Иванович.
Есте, господине.
Отчего так называется? Почему? Зачем?
Возница понял вопросы и стал объяснять по-сербски, но супруги ничего не поняли. Глафира Семеновна тотчас же уязвила мужа и спросила:
Профессор сербского языка, все понял?
Нет. Но вольно ж ему так тараторить, словно орехи на тарелку сыплет. Все-таки, я тебе скажу, он хороший чичероне.
Достигнув верхней крепости, начали спускаться вниз к Дунаю.
Ну, теперь пусть свезет в меняльную лавку, сказала Глафира Семеновна мужу. Ведь у тебя сербских денег нет. Надо разменять да пообедать где-нибудь в ресторане.
Братушка! В меняльную лавку! крикнул Николай Иванович вознице. Понял?
Тот молчал.
К меняле, где деньги меняют. Деньги Неужели не понимаешь? Русски деньги сербские деньги.
В пояснение своих слов Николай Иванович вытащил трехрублевую бумажку и показал вознице.
Вексельбуде пояснила Глафира Семеновна по- немецки.
А пара Новце[21] Сараф[22] Добре, добре, господине, догадался возница и погнал лошадей.
Возвращались уж через базар. Около лавчонок и ларьков висели ободранные туши баранов, бродили куры, гуси, утки. По мере надобности их ловили и тут же резали для покупателя. На базаре все-таки был народ, но простой народ, а интеллигентной, чистой публики, за исключением двух священников, и здесь супруги никого не видали. К экипажу их подскочила усатая фигура в опанках и в бараньей шапке и стала предлагать купить у нее пестрый сербский ковер. Подскочила и вторая шапка с ковром, за ней третья.
Не надо, не надо! отмахивался от них Николай Иванович.
Глафира Семеновна смотрела на народ на базаре и дивилась: