Зайди к ней, а я посмотрю, чем заняты остальные.
По пути в комнату Марины Мазин посмотрел в окно. За ним, прижавшись носом к стеклу, стоял Коля. Игорь Николаевич повернулся и вышел из дому.
- Не прячься, сыщик. Считай, что прощен.
Получилось удачно. Мальчишка не ожидал полной амнистии.
- Правда?
- Ты думал, что нашей дружбе конец, потому что разболтал про выстрел отцу? Пулю узнал сразу?
- Ага.
- Ага! Прекрасное слово. А зачем бегаешь за мной? В лесу ты ветки ломал, следопыт? Хочешь просить прощения?
- Не виноват я, Игорь Николаевич! Я хотел про пулю сказать, а вы говорите: "Уходи". Я не успел.
- Зря выкручиваешься. Воспользовался обстановкой, чтобы улизнуть, ага?
Коля опустил глаза.
- То-то! Теперь слушай. Работник ты оказался недисциплинированный. Наверно, это у тебя наследственное. Придется, брат, вступить в борьбу с природой. Или возьмешь себя в руки, или отставка. Решай быстро.
- Беру в руки, Игорь Николаевич.
- Предположим. А прощаю я тебя именно за то, что сказал отцу.
На этот раз Коля не понял.
- Пояснить? Думаю, ты предупредил отца потому, что был уверен, что стрелял не он.
Теперь паренек обрадовался открыто.
- Ну да, Игорь Николаевич.
- А если б ты знал, что стрелял он, как бы ты поступил?
Радость сбежала с веснушчатого лица.
- Не знаю...
- Понятно. Наверно, я не должен был задавать тебе этот вопрос. Это сложный вопрос... Значит, был уверен?
- Конечно, не он, Игорь Николаевич! Отец бы не промахнулся. Он знаете как стреляет!
Такого своеобразного аргумента Мазин не ожидал.
- Пуля прошла близко.
Коля замахал энергично.
- Что вы! Вас же ранило в правую руку. Это от сердца далеко.
- Не так уж далеко, Коля. Но не будем спорить. Отец сказал тебе, что он подменил пулю?
- Подменил? - Мальчик покраснел. - Чтоб вы не узнали, что стреляли с карабина, да?
- По-видимому.
- А вы заметили, да? - Коля стоял красный как рак. Видно было, что ему стыдно и за поступок отца, и за то, что он не удался. - Отец же не знал, кто вы, Игорь Николаевич. Он думает, что вы доктор. Я про вас не говорил. Я же слово дал.
- Доктора тоже не лопухи. Значит, отец считает, что провел нас?
- Да ведь отцу страшно, что на него подумают. Ему и так от начальства попадает. А я ему нарочно сказал. Он теперь нам полезен будет. Он этого гада все равно выследит.
- "Нам"? - Мазин засмеялся, а мальчик нахмурился.
- А что тут плохого?
- Под пулю отца подставить можешь, - пояснил Игорь Николаевич, не распространяясь, что сам он далеко не уверен в непричастности егеря. Меня-то подстрелили.
- Отца не подстрелят, - ответил Коля с обидной для Мазина гордостью.
- Будем надеяться. А ты рассчитываешь получить задание? Тогда иди в дом и посиди за столом. Подожди меня. Можешь смотреть по сторонам. Пока все.
Игорь Николаевич вытянул руку. На ладонь упали две снежинки, маленькие, четкие, как на рисунке в школьном учебнике.
Снег
"Посиди за столом", - сказал он. Мазин вдруг осознал, что распоряжается в чужом доме, что дом этот, ни в чем не изменившись за ночь, стал совсем другим, превратился в место преступления, и вести себя в нем надлежит иначе, чем вчера вечером. Это было знакомое ощущение. Не раз ему приходилось появляться в квартирах в трагические минуты, осматривать их, как врач осматривает больного, стараясь увидеть все, чтобы сохранить в памяти необходимое, то, что требуется, не больше. Без оскорбительного любопытства осматривал он портреты и фотографии, шкафы с одеждой и столы с дорогими кому-то письмами и пожелтевшими документами. Он умел делать это, не причиняя боли, профессионально и деликатно касаясь кровоточащих ран, ни на секунду не забывая, что мир состоит из людей, а не из потерпевших и преступников.