Но позже, наполняя стакан из красного фарфорового чайника, предназначенного исключительно для постоянных клиентов, он, опять же ничего впрямую не спрашивая, позволил себе заметить, что не такой уж это хороший чай, чтобы стоило специально из-за него ехать сюда из города.
Рауф упираться не стал и, признавшись, что целью его приезда является не чаепитие, попросил Сабира подскочить с ним на полчаса по неотложному делу в Пиршаги, но в ответ тот лишь беспомощно развел руками, посторонившись при этом, чтобы не загораживать от Рауфа зала, по которому, не поспевая обслужить многочисленных в обеденный перерыв посетителей, проворно сновали два официанта.
- Жаль, - сказал Рауф. - Я на тебя рассчитывал. Видишь ли, мне нужно съездить на кладбище...
Как он и ожидал, Сабир не дал ему договорить. Скорбно покачав головой, он снял фартук и пошел за ним к машине.
Рауф пожалел, что взял с собой Сабира, как только они вошли в кладбищенские ворота. Потому что на фоне голубого неба и морской глади ряды мраморных и гранитных надгробий под сенью стройных вечнозеленых кипарисов скорее напоминали теперь место, специально огороженное для уединения влюбленных или ценителей птичьего пения, чем заброшенное сельское кладбище, обладающее свойством портить нервы человеку в ночное время суток.
Еще раз он убедился в преимуществах дневного освещения перед любым другим, как только они приблизились к знакомому надгробью, на котором сейчас, не напрягая зрения, можно было прочесть слегка зацветшую надпись - "Мамедзаде Шейда 9.6.1929 - 15.4.1980", что Рауф с удовольствием и облегчением проделал дважды.
Сабир, уставившись на плиту, украшенную тминным букетом и термосом, стоял рядом. Оба хранили приличествующее обстоятельствам молчание, которое начало затягиваться из-за того, что Рауф не знал, как объяснить Сабиру причину приглашения на кладбище.
- Это могила моей родственницы, - наконец произнес Рауф. - Замечательная женщина была: добрая и отзывчивая. Круглая сирота.
- Мир ее праху, - отозвался Сабир, предоставляя этим собеседнику дополнительное время на обдумывание. - Хорошее не забывается.
- Хочу могилу ее привести в порядок. В апреле годовщина,- показав на вторую дату, сказал Рауф. - Соберутся родственники - неудобно, могила в таком состоянии. Вот и решил с тобой посоветоваться.
- Это ты правильно надумал, - одобрил Сабир. - Скажу тебе сразу: сложного здесь ничего нет, облицовку кое-где надо подправить и надпись обновить, а душе от этого большая польза. Как имя покойницы?
- Мамедзаде Шейда, - сверившись с надписью, ответил Рауф.
- А отца как звали? Здесь не написано.
- Отца? Бегляром звали ее отца, - без запинки сказал Рауф.
- Мамедзаде ШейДа ханум дочь Бегляра, - медленно записал в потрепанном блокноте Сабир. - Надо нормальную надпись сделать. Можешь быть спокоен, я сам этим займусь. К 15 апреля все будет готово.
- Никогда не соглашусь! У тебя своих забот хватает. Мне умный совет нужен, остальное я сам сделаю. Пошли! - Оттого, что реставрация чужой могилы и в самом деле никогда не входила в планы Рауфа, возражение прозвучало очень убедительно и Сабир вынужден был покориться.
Когда они подъехали к "Мельнице", Рауф еще раз поблагодарил Сабира за дружескую поддержку, но тот не стал его слушать.
- Ты меня извини, - прощаясь, сказал Сабир, - но я тебе вот что скажу. Столько лет мы знакомы, а что ты за человек - я узнал только сегодня. Молодец. Среди людей нашего возраста не часто встретишь человека, уважающего народные традиции.
Через сорок минут Рауф был дома. Поездка почти растворила неприятный осадок от ночных воспоминаний, тминные головки уже сушились в гараже, но на сердце у него все-таки было неспокойно.
- Что-нибудь случилось? - внимательно оглядев его в передней, спросила жена.'
- Все в порядке.